Спим вместе

- Ну, потрогать, какой он твёрдый… хочешь?

Мы и без того разговаривали исключительно шепотом, а здесь Славка ещё больше понижает голос, отчего слова его, жарко выдыхаемые мне в лицо, мгновенно приобретают какую-то необыкновенно, странно волнующую таинственность… глядя Славке в глаза, я молчу – я не знаю, хочу ли я трогать его напряженный член. Для меня такое предложение слишком неожиданно – я никогда не испытывал желания трогать чей-либо член, и потому, лёжа против Славки, я понятия не имею, как мне следует поступить… одно дело – мимолётно посмотреть-сравнить, когда, рядом с кем-нибудь стоя в школьном туалете, отливаешь, и совсем другое дело – трогать…

- Ну, ты чего… давай! – шепчет Славка, видя мою нерешительность. – Ты у меня, а я у тебя… друг у друга потрогаем. Хочешь?

Я не успеваю ничего ответить – не успеваю определиться, хочу я этого или нет, как рука Славки, выскользнув из-под простыни, которой он укрыт, тут же беспрепятственно ныряет под простынь мою, и я чувствую, как его пальцы через трусы касаются моего напряженного члена.

- Ого! У тебя тоже… стоит, как у меня… – шепчет Славка; глядя мне в глаза, он легонько стискивает, сжимает пальцами мой твёрдый валик, и я, на мгновение напрягшись, тут же чувствую, что это приятно… и приятно, и необычно – впервые чужие пальцы тискают-сжимают мой напряженный, из трусов выпирающий член. – Трогай у меня… – шепчет Славка; он вытягивает под простыней ноги,одновременно подавая своё тело в мою сторону – придвигаясь ко мне ближе. – Трогай – не бойся…

- Чего мне бояться? – шепчу я в ответ.

- Ну, мало ли… – Славка, через трусы сжимая мой член, едва слышно смеётся. – Может, боишься…

Не отвечая – ничего не говоря в ответ, я точно так же запускаю руку под Славкину простыню, и пальцы мои сразу же натыкаются на твёрдый, выпирающий из трусов Славкин член, – осторожно стискивая напряженный ствол, я машинально думаю, что член у него не меньше, чем у меня… да, не меньше… но и не больше, – я сжимаю пальцами напряженно твёрдый Славкин член, не зная, что делать дальше… никаких особых чувств я не испытываю, – неожиданно мелькает мысль: может, никаких особых чувств я не испытываю потому, что мы трогаем друг друга через трусы?

Видимо, Славка думает о том же самое… потому что, ничего мне не говоря, он решительно запускает свою руку мне в трусы – и я, невольно вздрогнув, в то же мгновение чувствую, как его ладонь, тёплая и мягкая, сворачиваясь в трубочку, плотно обжимает мой член, – невольно подавшись к Славке, двинув бёдрами в его сторону, я непроизвольно делаю то же самое – запускаю руку в трусы ему… зачем мы всё это делаем?

Член у Славки твёрдый, горячий… я чувствую рукой шелковистые волосы вокруг члена, и это меня почему-то возбуждает, – у меня тоже есть волосы на лобке, но у меня они редкие и жесткие, а у Славки… у Славки они шелковистые и, как мне кажется, очень-очень густые, – я обжимаю ладонью Славкин член, и мне кажется, что он жжёт мне ладонь – такой он горячий… горячий и твёрдый… я ловлю себя на мысли, что всё это – чувствовать мягкую шелковистость Славкиных волос, чувствовать жаром пышущий его твёрдый член – мне приятно, и даже очень… очень приятно, – «вот зачем… зачем мы всё это делаем!» – думаю я, чувствуя, как Славкина ладонь, обжимающая мой член, начинает медленно двигаться вдоль ствола, плавно смещая взад-вперёд крайнюю плоть…

- Ты себя доишь? – шепчет Славка, и в темноте его шепот кажется мне таким же возбуждающим, как шелковистость волос на его лобке, как его твёрдый горячий член, сжатый в моей ладони, как его ладонь, жарко сжимающая член мой… это первые слова, которые звучат в комнате после того, как мы начали молча лапать друг друга, и слова эти тоже производят на меня соответствующее впечатление – они мне кажутся такими же возбуждающими, как и всё остальное; невольно подаваясь к Славке еще ближе, я непроизвольно сжимаю – стискиваю – ягодицы, чувствуя, как в попе у меня сладким удовольствием начинают покалывать невидимые иголки…

Слово «доишь» я слышу впервые, но сразу догадываюсь, о чем Славка меня спрашивает – что он имеет в виду… да, я себя д о ю – я делаю это уже года два, причем в последнее время я делаю это всё чаще и чаще, и это меня немного тревожит… то, что мастурбация в подростковом возрасте – явление совершенно нормальное и даже необходимое, потому что снимает сексуальное напряжение и таким образом препятствует возникновению застойных явлений, я знаю, я читал об этом статью в журнале; но, во-первых, мне кажется, что я не столько снимаю естественно возникающее напряжение, делая это по мере необходимости, то есть по мере естественного возникновения напряжения, сколько сам создаю это напряжение своими собственными фантазиями и мыслями, чтобы, лаская свой член, лишний раз испытать наслаждение.

И в последнее время, начиная где-то с весны, такое происходит со мной всё чаще и чаще… именно это меня тревожит – частота актов; а во-вторых, хотя в той же самой статье было написано, что занимаются самоудовлетворением – мастурбируют – практически все подростки, я ни разу не слышал, чтобы кто-либо из пацанов признавался в этом или хотя бы об этом всерьёз говорил, – называя это «суходрочкой», пацаны, с которыми я общаюсь или дружу, неизменно отзываются об этом занятии либо насмешливо, либо даже пренебрежительно, как будто в таком занятии есть что-то ненормальное или постыдное… «ты себя доишь?» – сжимая в кулаке мой напряженный член, прошептал Славка, и хотя ни в словах, ни в интонации его голоса я совершенно не улавливаю какого-либо подвоха, что-то мне мешает ответить утвердительно… впрочем, отвечать отрицательно, то есть врать, мне почему-то тоже не хочется – и я, не говоря ни «да», ни «нет», шепотом задаю встречный вопрос:

- А ты?

- Ну, да… иногда я это делаю, когда у меня встаёт, – отзывается Славка, сжимая в кулаке мой член.

- Я тоже… тоже иногда, – вру я.

Впрочем, так ли уж я вру? Враньё – это если нет ни слова правды. А я… разве я вру? Я говорю «иногда», но говорю я так потому, что так говорит Славка… и потом, дни бывают такие длинные, что даже если это делать ежедневно, но в день только один раз, то всё равно будет получаться не часто, а иногда… ничего я не соврал! Мне хочется спросить у Славки, что для него означает «иногда», но я себя сдерживаю – я не спрашиваю его об этом, чтобы ненароком он не подумал, что меня этот вопрос волнует больше, чем его.

- Давай… знаешь, как? Давай друг друга подоим – друг другу подрочим – давай? – неожиданно предлагает Славка, и я, застигнутый этим предложением врасплох, не успеваю что-либо ответить, как в то же мгновение Славкин кулак в моих трусах начинает ходить ходуном. – Ну! Я тебя, а ты меня… дрочи! – шепотом командует Славка, и я… невольно подчиняясь Славке, я начинаю делать то же самое – двигать кулаком в трусах у него…

Какое-то время мы молча дрочим члены друг другу – в темноте слышно лишь наше обоюдное сопение… Не прекращая двигать в моих трусах правой рукой, Славка левой рукой – свободной – стягивает с себя и с меня простыни, которыми мы были до сих пор укрыты, – теперь мы лежим на тахте друг против друга – лицом к лицу, и кулаки наши в трусах друг друга ходят ходуном… ощущение от всего этого более чем прикольное – ощущение необычное: само удовольствие, неизменно возникающее при ритмичном смещении взад-вперёд крайней плоти, по сути своей то же самое, но то, что удовольствие это связано не с собственной рукой, а с рукой чужой, и то, что рука собственная в это время ощущает не свой, а чужой – горячий и твёрдый – член, добавляет уже привычному наслаждению несомненную остроту.

– лёжа на тахте, мы доим друг друга – дрочим друг другу сладко гудящие возбужденные члены, и это… это – кайф! Всё это – то есть не сам себе, а с кем-то другим, взаимно – я делаю впервые, и всё это мне определённо нравится… мне это нравится! Единственное неудобство, как мне начинает казаться спустя одну или две минуты взаимодрочки, заключается в том, что мы по-прежнему лежим в трусах-плавках, которые невольно стесняю наши работающие кулаки… видимо, Славке приходит в голову та же самая мысль, потому что, выпустив из кулака мой член, он шепчет, обдавая моё лицо горячим дыханием:

- Подожди, я трусы сниму… и ты тоже… снимай тоже – чтоб лучше было…

Не дожидаясь моей реакции, Славка переворачивается на спину и, приподнимая бедра – вскидывая их вверх, без каких-либо раздумий сдёргивает с себя белые плавки-трусики… на какое-то мгновение у меня мелькает трусливая мысль, что это, может быть, уже слишком – снимать трусы, но Славка снимает свои трусы так быстро и, главное, так естественно, что мысль моя, смятая Славкиной решительностью, не получает никакого развития, – глядя на Славку, совершенно голого, волнующе близкого, с возбуждённо торчащим членом, я, повторяя все его движения, вслед за ним спускаю трусы с себя… ох, до чего это всё прикольно – вдвоём, без трусов… и прикольно, и классно, а главное – совершенно не стыдно, словно мы делаем самые обычные вещи…

- К тебе в комнату может кто-то зайти? – шепчет Славка, снова укладываясь на бок.

- Не знаю… вряд ли, – точно так же шепотом отзываюсь я, бросая трусы на пол.

Наши родители – мои и Славкины – сидят в беседке во дворе, и мы со Славкой время от времени слышим то их смех, то приглушенные голоса… Вечером папа и дядя Коля ездили напруд, привезли оттуда шевелящийся, шуршащий мешок раков – и теперь, как я понимаю, ужин может затянуться до самого утра, – тёплая летняя ночь, увитая виноградником беседка, золотистое пиво, гора ароматно пахнущих укропом красных раков… как говорит в таких случаях мой папа: что еще нужно для полного счастья? Обо всём этом я говорю Славке, «хотя, – уточняю я на всякий случай, – гарантировать ничего нельзя».