Страсти по шевелюре

В такой позе я и принялся мылить ей голову. Вначале было немного неудобно, но я приспособился, и очень скоро Дашка урчала, и хрипела, и мяукала, и сквозь стон поделилась со мной - "Похоже, ЭТО будет очень скоро. Даже обидно..."

Перед нами висело большое зеркало, так что Дашка все видела - и мыльные хлопья на волосах, и собственное тело; распахнутая пещерка оставалась под пеной. Привязывать ей руки было некуда, и я упросил ее терпеть до последнего, - но Дашулькиного терпения хватило минут на 5, не более. Когда она, охнув, схватилась за киску, я начал поддавать ей снизу, подлил в кудри шампуня, размазал пену по всему телу, лаская одновременно и голову, и сиси - и скоро Дашка улыбалась от счастья, громко, заливисто смеялась и кричала - "О-о-ой, у-у-уй, как хорошо!", - а я протыкал ее насквозь своей пикой, месил мыльные волосы, наслаждался ее радостью, возней, хлюпаньем и брызгами, которые мы подняли до самого потолка. Не обошлось, конечно, и без слез, которые текли из нее в тот день до вечера...

А я, сосредоточившись на полноценном кайфе для Даши, терпел до последнего, но когда она обкончалась и сникла - почувствовал, как ее тугая попка выжимает из члена запредельную сладость (все это время я был в ней по самые яйца), обхватил ее спереди за бедра, насадил с силой на себя, подняв в ванне настоящий шторм - и через полминуты обмер и потерял голову от вкусности и полноты взрыва в ее попке...

Этот оргазм, насытивший все мое тело сверху донизу, компенсировал все сексуальные муки этого дня. Потом мы тихо, нежно смывали пену, и я игрался милыми шелковистыми прядями, которые так умопомрачительно свисают у неё на сиси...

Впечатления от этого дня частично вошли потом в нашу повесть «Фотосессия».

***

Другая наша страшилка, наша идея-фикс - покраска. Чем больше понимаешь, что природный цвет Дашкиных кудрей - сокровище, - тем сильнее манит к себе идея "сменить шкурку".

Вот здесь-то я и выполняю свои егерские обязанности: если б не я - Дашка, наверное, давно повыкрашивалась бы во все цвета радуги. Хотя бы из своего неодолимого стремления к актерству, к перевоплощению, к карнавалу. Ей хочется побыть другой, хочется ощутить себя родившейся заново.

Самое ужасное, что и мне хочется того же. Но и она, и я понимаем, что ее волосы - неприкосновенны и священны.

Впервые табу было нарушено недавно, когда она, играя со мной в ролевую игру (я описал ее в рассказе "День игр"), изменила внешность и, несмотря на мой строжайший запрет, впервые в жизни выкрасила волосы в "радикальный черный цвет". Правда, это оказалась крем-краска, сидящая на волосах до первого контакта с водой, - но смывал я ее минут 30, не меньше. После мытья, слава Богу, не осталось ни следа, и - тем самым преступная идея о том, что крем-краска – это, мол, ничего, это можно, осталась у Дашуни в голове.

Я понимал это, и решил дать ей впечатление, которое раз и надолго утолило бы ее жажду перевоплощений. Крем-краска - так крем-краска; я позвонил неизменной тете Жене, и она рассказала мне о краске, которая и преобразит Дашкину внешность, и легче всего смоется.

Теперь нужно было продумать сценарий. Я думал-думал – и что придумал.

На одно из воскресений я предложил ей новую ролевую игру. Мы идем к тете Жене, и там она преображает нас – и ее, и меня, - причем так, как каждый из нас пожелает другому. Иными словами, тетя Женя, гримирующая Дашу, оказывается инструментом в моих руках, а затем, когда примется за меня – в Дашиных... Моя взрослая женушка восприняла эту идею с поросячьим визгом, обслюнявила мне всю физиономию, и тогда я смог продолжать дальше:

...После этого мы, преображенные, идем на выставку, где я сыграю роль иностранца, а Дашка – случайной знакомой, взявшейся переводить мне таинственные надписи и лопотания этих сумасбродов-русских. Кстати, заодно и в инглише попрактикую Дашку, а то она все хитрит-увиливает... Вначале я иду туда один к 14.00, пристаю ко всем встречным с длинными английскими фразами, затем – в 14.05 как бы случайно появляется Даша – pretty Russian girl, - вступает в разговор со мной, овладевает моими басурманскими симпатиями и сопровождает меня по выставке. И – там уже Бог ведает, что получится. В конце игры таинственно-неизбежно светился секс, обещая нам новые, интригующие впечатления и удовольствия. В какой форме, при каких обстоятельствах - мы не знали...

Вся суть таких игр, как мы поняли еще в прошлый раз – в публичности: наше «знакомство» должно проходить на глазах у посторонних людей, которые ничего о нас не знают. Их присутствие помогает ощутить настоящее перевоплощение, от которого делается жутко. Я был уверен, что такое масштабное приключение хорошо ударит по Дашкиным нервам и утолит ее жажду перевоплощений. Кроме того, я был недоволен своим поведением в прошлой игре и собирался реабилитироваться.

...Сказано – сделано. Я договорился с тетей Женей, ворчливой еврейкой средних лет, посулив ей хороший бакшиш «в семейный фонд», и она выделила нам в воскресенье полдня.

Когда пришло время, мы явились туда – возбужденная Даша все выпытывала, в кого я хочу ее преобразить, но я отмалчивался, - и началось: мою супругу усадили в кресло.

Когда взялись за ее волосы, она не сдержалась – вскрикнула и вопросительно посмотрела на меня. А я как ни в чем не бывало отдаю инструкции: «красьте ее в льняную блондинку»...

У Дашки сделались большие глаза, щеки порозовели и засияли, и вся она стала похожа на Золушку, которую пригласили на бал. Ее волосы обрабатывали час, а то и больше – такие буйные кудри, как у нее, покрасить непросто, - и я попросил, чтоб этим занималась Катя (аргументировав это стеснительностью Даши), - а сам удалился на 40 минут. Потом, правда, пришлось ждать еще столько же.

В конце концов я не вытерпел и явился в святая святых, - уж очень хотелось увидеть процесс превращения моей любимой бронзовой девочки в блондинку. Когда зашел – Дашка сидела с закрытыми глазами, по лицу ее ползли красные пятна, а Катя красила ей кудри, явно стесняясь ее впечатлительности. Дашка была уже почти блондинкой, я едва узнал ее, и сердце у меня ёкнуло. Я решил не показывать своего возвращения, приложил для Кати палец к губам, и тихонько, на цыпочках, прокрался в уголок.

Дашины волосы стали светлыми – бежево-льняного, «полевого» оттенка, - на такие хочется нацепить венок из васильков и пшеницы, - и Даша превратилась в другое существо. Это волновало, как романтический сон.

Когда, наконец, покраска была окончена, и Дашка прошлась вдоль зеркала, изумленно, восторженно и недоверчиво глядя на свои льняные кудри – точь-в-точь как лысая латиночка, - последовал второй этап. Обалдевшую блондинку Дашу выпустили размяться, затем снова усадили в кресло, и на сей раз сама тетя Женя взялась за ее преображение.

Я хотел, чтобы Дашу превратили в украинскую «мавку», дитя лесов и полей: убрали смуглость, зной, слегка «охладили» бы все черты, придав им оттенок славянской грусти...

Тетя Женя принялась колдовать, а меня снова отправили восвояси. Когда я вернулся, тетя Женя домазывала на Даше, сидящей ко мне спиной, какие-то штрихи, говоря «Щас, щас...» Наконец она позвала меня: «а ну-ка,смотри, дорогой – то, что нужно, или нет?»

Я подошел – и обалдел. Передо мной сидело светлоглазое, белобровое, белоресничное чудо с молочной кожей, розовыми щечками, пухлыми губками и – я не знаю, как тётя Женя это сделала, но – курносым носиком. Чудо счастливо и слегка насмешливо улыбалось мне, видя мое замешательство и говоря - "мы с вами где-то виделись, молодой человек?.."