- Завтра я переговорю с главным врачом. Если они не могут разобраться в её ситуации, я сразу переведу её в столичную клинику. Бывают случаи, когда каждый день на счету.
- Правильное решение, - сказал я, плотнее вжавшись в теплое чрево дивана. – Не знаю наверняка, но у моего отца, кажется, есть знакомый доктор в одной частной больнице.
Имран взглянул на меня с каким-то легким раздражением на лице. Я понял, что сболтнул лишнее, хоть и из добрых побуждений.
- У меня достаточно связей, чтоб обойтись без помощи твоего отца, малыш. Ты лучше позаботься о своей учебе, подумай о будущих перспективах. Ты слишком много времени уделяешь моим проблемам.
Это было несправедливо. Это была намеренная обида. Я сглотнул комок в горле. Он хочет сделать мне больно. Ему нужно, чтоб еще кто-то страдал рядом с ним, хоть и несоизмеримо меньшей мукой. Ему необходима эта общность. Ведь в эгоизме всегда кроется спасение: человек не доходит до предельной черты, за которой начинается бездна, а разделяет свою ношу с близкими, делая их соучастниками своего несчастья, спасителями ускользающей души.
- Я просто хотел помочь, - ответил я негромко, боясь пробудить в тебе жестокость. – Тебе совсем не обязательно слушать, что я сейчас тут болтаю. Я не знаю, что говорить в таких ситуациях.
Имран положил ладонь мне на колено, вяло сдавил пальцами хрупкую чашечку.
- В таких ситуациях просто будь.… Или уходи.
Я убрал его руку в сторону и встал.
- Тебе лучше прилечь хотя бы на полчаса. Я схожу на кухню. Есть у тебя зеленый чай? Я заварю тебе так, как меня мама учила. Надо как-то собраться, а для этого нужны силы.
Имран послушно растянулся на диване, уткнувшись лицом в спинку, будто обиженный ребенок. Волна нежности захлестнула мое расклеенное нутро, но я взял себя в руки и отправился к плите.
Когда я вернулся в комнату, Имран спал, изредка вздрагивая, будто проживал во сне новые испытания. Я положил поднос с чаем на письменный стол, поднял с пола пальто, которое он в порыве отчаянья сбросил прямо в центре зала, и накрыл им своего друга. Мне оставалось только уйти. Я знал, что на входных дверях английские замки, они автоматически захлопываются за уходящим. Тихо натянув куртку, я уже собирался выскользнуть в прихожую, как раздался его глухой голос:
- Останься. Я не хочу, чтоб ты уходил.
*****
Его рука легла на мой живот. Дыхание стало хриплым. На фоне его хорошо натренированного торса мое худое и гибкое тело казалось почти детским. Я был высоким, но узким в костях, с длинной смуглой шеей и впалым прессом. Моя кожа чудом избежала вторичных половых признаков, была упругой и гладкой. Лишь на ногах и руках пробивалась мягкая золотистая поросль. Мне нравилась лепка моего тела, но девушек такие парни не привлекают. Тонкое сложение и деликатные черты лица вызывали у них умиление, но не больше. Я коротко стриг свои темно-каштановые волосы, оставлял недельную щетину (ее было так мало!), но и это едва ли придавало мне дополнительной мужественности. Поэтому я целиком сконцентрировался на поведениии манере держаться, последовательно изничтожая малейшие намеки на рафинированность и мягкость, свойственные людям моего толка.
Имрану же, напротив, нравилась эта двойственность моей натуры, которая будоражила в нем самца, как он говорил в минуты перекура после секса. Я ощущал звериный голод, просыпавшийся в нем после того, как его уверенные жесткие ладони проникали под мою растянутую футболку, загребая комки влажной от желания плоти, сминая ее и больно защипывая. Ритуал повторялся из раза в раз: один глубокий и жадный поцелуй, спонтанный массаж, укус мочек уха, и вот он уже опрокидывает меня навзничь, прижимая к постели разгоряченной вздымающейся грудью, как живым щитом, и резким движением раскидывает мои ноги. Когда его пульсирующий мощный орган проникает в мое разверзнутое отверстие, я окольцовываю его поясницу ногами, чтоб принять до конца всю боль и радость вторжения. Я слышал, что настоящий мужчина не особо шумит во время сношения, но мой любовник не считал нужным сдерживать стоны, рвущиеся из его груди, когда после финального толчка обильная мучнистая струя вырывалась в мои развороченные недра. Когда он, нормализовав дыхание, наконец, приникал ко мне, я отводил непослушную прядь волос с его усеянного мелкими каплями пота лба, и целовал эти уставшие темные глаза, опущенные длинными темными ресницами. Сейчас, когда его сердце уже билось равномерно, мое наоборот готовилось разорваться от бесполезной и удушливой нежности, накрепко привязанной к колышку рассудка. Я запретил себе лишние эмоции. Я боялся вспугнуть это кратковременное счастье требованиями и упреками. Мне хватало ума понять, в каком щекотливом положении перед собой оказывается этот мужчина, раз в две недели занимающийся любовью с юношей немногим старше его собственного сына.
- Сделай мне приятно, - тихим голосом попросил он, одной рукой стягивая с меня куртку. – Если ты сегодня уйдешь, я совсем слечу с катушек от одиночества.
Я наклонился и поцеловал его теплые со сна губы. От него пахнуло знакомым теплом, кровь застучала в моих жилах, горло пересохло. Задрав водолазку, я обнажил его выпуклый мускулистый живот, покрытый легкой испариной. Кончик моего языка проник в норку его пупка, делая быстрые вращательные движения. Не знаю, почему, но эта ласка доставляла ему много удовольствия. Его живот сейчас же лихорадочно задвигался, как после изнурительной пробежки. Продолжая мять его талию пальцами, я поднялся выше, туда, где моему взору открывались два красивых полушария груди, покрытой мягкими короткими волосками. С силой вбирая ноздрями исходящий от любимого тела чад, я зарылся лицом в глубокую влажную ложбинку между грудями Имрана и замер, вслушиваясь в стук его сердца. Время замерло вместе со мной.
- Не усни там, - выдохнул мой любовник, перебирая мне волосы на голове. – Как в тот раз, помнишь?..
Чуть сдвинувшись, я нашел губами его крупный розоватый сосок и, словно ненасытный щенок, прильнул к нем, захватив зубами и языком настолько сильно, что Имран резко выдохнул и всхлипнул. Несколько минут мы не отрывались друг от друга. Я сосал его грудь, а он лихорадочно разминал мои ягодицы в полуспущенных трусиках, западая указательным пальцем в отверстую мокрую норку.
Время вздрогнуло, поползло, перебирая стрелками. Меня глодали, как большую сахарную кость. Жаркий рот впивался в мою ванильную кожу, оставляя синюшные маки засосов, клыки наставляли метки. Я прогибал спину, делал поступательные рывки, обволакивая бунтующий корень мужчины шелковистыми тканями питательной плоти. Меня подбрасывало вверх, затем вновь сплющивало, как парусник в беснующемся океане.
- Ты маленькая сучка, - зашептал, часто сглатывая слюну Имран. – Ты мой сладкий петушок! Я накачаю тебя своим соком. Хочешь? Говори, хочешь?!!!
Я покорно кивнул головой. За несколько мгновений до семяизвержения он всегда становился неуправляемым, отчаянно чувственным. По опыту я знал, что нужно соглашаться со всеми его словами, даже бранными. Его красивое лицо, по-особенному яркое в такие минуты, хмурилось, физическое напряжение делало черты суше и радикальнее. Он мог причинить намеренную боль, чтобы увидеть необходимые ему эмоции в моих глазах, но тут же утишал её долгими поцелуями в губы. В его руках я превращался в огненную точку, готовую погаснуть в любую секунду.
Позже, когда он, спрятав голову у меня на груди, уснул, я тихо выбрался из кольца его рук, спонтанно оделся, будто боясь вторичного его пробуждения, и вышел в ночь.
*****
Видео
Рассказы