Все дело в том, что, как и ожидалось, слушателями этого сверх-подробной сплетни (что делало ее больше похожей на рапорт очень вольного стиля), стали практически все друзья и подруги Марины, к тому времени уже окончательно
утратившие привилегию называться «девственниками» и «девственницами». Иные из них, конечно, деликатно удалились при первых намеках на пошлости. написано для vbabe.mobi Другие с упоением слушали до самого конца, игриво кряхтя и делая уж очень круглые глаза на самых смачных моментах. Третьи, внезапно, поступили очень по-дружески: уже на слове «отсосала» они крепко взяли за ворот вошедшего в бардовский раж фантаста и пресекли поток оскорбительной похабщины несколькими немудреными приемами воспитательного характера в стиле телесной терапии из цикла «манеры общения старослужащих с борзым молодняком». Собственно, на сем и закончилось упоительное тиражирование слуха, ибо в аудитории никто, реально, не верил, что та самая Марина, которую они знают с младых ногтей и голой попки, станет делать глубокий, горловой минет шпанюку, с которым не вязались даже откровенные пробляди из соседних сел.
Но — и тут начинается самое интересное! — были в среде слушателей и те, кто прилюдно возмущался этакой непотребщине и, гордо наморщив жопку, уходил, попутно взывая к совести и порядочности «слухающих по сусидству». Ну, чтобы все знали, какой он правильный и светозарный поборник нравственности, и какие окружающие, соответственно, недалекие пожиратели бездуховности
Правда, чуть погодя, под видом невинной беседы, этот «светоч» заявлялся к рассказчику и, потихоньку, выведывал у него все подробности того, как Марина умеет и любит сосать члены парням. Порой, на долю такого «индивидуального потребителя» выпадало несравненно больше цветастых и донельзя неприличных деталей, которые он благодарно хавал, периодически возмущаясь Марининой распущенности.
Именно таким хранителем сомнительных мотивов под рыцарским доспехом лицемерия был Маринин провожатый. Не сильно от него ушел и второй — тоже выбранный в сопроводители, за кампанию — он, собственно, и поведал одной из Марининых подруг историю явления своего товарища к автору упоительной истории про феерический отсос.
Когда девушка сама прослушала — с чужих, понятно, слов — демо-версию события, она отреагировала так, как обычно реагирует обданный со спины грязью, но гордый человек: презрительно наморщилась и остановила рассказчика на полуслове, попутно узнав, как повели себя ее друзья.
И вот, когда очередь дошла до теперешнего провожатого, Марина неприятно удивилась, а потом, к удивлению собеседника, как-то совершенно незнакомо ухмыльнулась. И вот эта ухмылочка, вкупе со странным блеском в глазах, сделали ее, в тот момент — страшно сказать — очень похожей на Марину из выдуманной истории, которая готова заглотить член малознакомого шпанюка, массировать ему яйца и сглатывать его сперму, пуская слюни на водительское кресло.
Стоит ли добавлять, что позже Марина выслушала всю историю целиком, все так же, странно ухмыляясь на самых бесстыдных моментах»
Сейчас, когда за окном плыли незнакомые пейзажи, вокруг дребезжала пустая болтовня, а впереди звало к себе море — Марина, поймав очередной нескромный взгляд парнишки, подумала о том, как он, наверно, долго ждал такого случая.
Как он изводил себя сомнениями, размышляя: а правда ли то, что знакомая ему с детства Маринка — минетчица, любительница спермы и твердых хуев? Как он терзался мыслями, как без удержу фантазировал о ней, о ее сладких губках, запираясь где-нибудь, подальше от любопытных глаз — и ожесточенно дрочил, дрочил и дрочил, кончая не раз и не два от рожденных его воображением картинок и целых кинолент.
«Он ведь наверняка удовлетворял себя, представляя, как я ласкаю его своим ротиком, — Марина всегда умела даже о самых откровенных и похабных вещах думать поистине сдержанно, на грани буржуазного «ню». — Наверняка ведь лазил по моим фоткам в сети, искал самые откровенные А у меня ведь там ничего, кроме легкого платьюшка, из откровенного и нет. Вон, как он смотрит на мою грудь Представляет меня голенькой, как я опускаюсь перед ним на коленки, смотрю ему прямо в глаза — и расстегиваю ширинку, выпуская наружу его вставший член. Блин, да я даже в ротик взять, наверно, толком не успею, как он кончит — столько лет ждал, дурачок вместо того, чтобы просто предложить. Хотя, тогда я бы его точно послала — причем, матом. А интересно он бы смог меня изнасиловать? Рассердиться, озвереть, стать жестоким и насильно поставить меня перед собой на колени? Взять меня за волосы, расстегнуть брюки, достать свой член — и насильно ввести мне его прямо между губ или губок хи-хи Нет, он бы точно начал с минета хотя, это уже не минет получится: заставит меня сосать свой хуй свой хуй, как шалаву. Будет мне по самый яйца вставлять — и трахать в самое горло»
Сознание Марины, которое прежде умело выставляло фильтры и барьеры для подобных словечек и, уж тем паче, мыслей, сейчас отчего-то примолкло. Что-то неизведанное, словно первый секс, словно первый минет и анал, словно первая групповуха, первый изврат любого калибра — что-то новое и совершенно неприличное пробуждалось в Марине. Она возбуждалась от своих мыслей, ощущала, как намокают ее трусики в автобусе, полном народу, как ее женский запах — запах, буквально, животной течки — ощущается всеми сидящими рядом самцами. И ее уже не смущают дремлющие у них на плечах жены, сидящие на их коленях маленькие дети
Марина перестала стесняться людей.
Раньше она не могла возбудиться во время утреннего или дневного секса: это же неприлично, это же свет — и всем, конечно, все слышно! Ах, какой позор!
Сейчас ее, напротив, заводила эта многолюдность.
Ее дыхание учащалось, а сосочки начинали стремительно твердеть от одной мысли о том, что сейчас вот этот, сидящий слева через проход, семейный, зрелый, подтянутый мужик, с блестящими часами на руке и густой, курчавой порослью на груди, видной в вырезе майки, которая плотно обтянула его, очевидно, часами шлифуемый в тренажерном зале торс
Что именно он, опытный, взрослый и солидный сейчас скинет с плеча надоевшую жену — и, на глазах всего автобуса, подойдет к ней, чтобы отодвинуть полоску трусиков и ввести между ее сочащихся соками губок свой пылающий, огромный член.
А потом он, на глазах ее подруги-болтуньи и двух галдящих пацанов, один из которых постоянно мечтает о том, как Марина, улыбнувшись, проглотит его сперму, резко взревет и, войдя до предела, будет размашисто трахать ее посреди салона, пока не наполнит ее своим семенем, словно помечая эту молодую, фертильную самочку
Автобус тряхнуло на кочке, и Марина вывалилась из своих фантазий прямо в салон автобуса, где уже порядком сгустилась жара. Она даже не заметила, как небо за окном заволокла ночная темнота.
— Марина! Марина, ау! — Юля пощелкала пальцами перед носом у подруги. — Ты где витаешь? Я уже думала, ты отключилась Правда, потом ты чего-то губу закусила, прикрыла так, знаешь, медленно глаза — и по-моему, тихо застонала Что-то эротическое представила? — хитро прищурилась Юля.
Пацаны сзади немедленно подхватили:
— Да, Маринка у нас такая — сделав этакую «морду опытного женоведа», протянул тот самый провожатый. — Только о всяких пошлостях и думает. Что, тяжело, Марина? Не хватает тебе парня? Такой, чтобы хороший, большой, крепкий во всех местах. С таким на фантазии времени не останется: только реальность, только хардкор!
Юля прыснула со смеху. Второй провожатый тоже поддержал солидарным ржаком «пацанскую» шутку.
А вот Марина лишь ухмыльнулась, впервые, за очень долгое время, поглядев в ответ на пошлую, пусть и слабенькую, штуку тем самым взглядом, от которого ее давним знакомцам хотелось неприятно поежится и уткнуться глазами в пол.
А незнакомцам, напротив, очень сильно желалось отволочь эту мелкую бестию с блядским огоньком в глазах куда-нибудь, в тихий и темный угол, чтобы хорошенько отодрать ее там во все дыры — а после спустить в каждую по ведру спермы, соков и слюны.
Провожатый, как и должно, держал взгляд всего пару секунд.