«Бедняжка ты. Смотришь на меня каждый день в сети, дрочишь на мои фоточки Уже, наверно, мозоли натер на члене. Все мечтаешь, как я тебе сосать буду, как ты мне в горло всю сперму выльешь и как я тебе, после всего, яйца вылижу и спасибо скажу. Бедненький Да ты, после моего предложения о совместной поездке на юг, наверняка, маме с папой хвастаться побежал а потом — опять дрочить. Жаль, у меня на страничке фоточек хороших нет: чтобы я там всем своим видом намекала, что вот-вот с монитора спрыгну, на коленки перед тобой встану, достану твой член и себе за щечку заправлю. Бедняжечка ты»
Все эти слова пронесли в голове у Марины за доли секунды, словно отрепетированная речь, словно заготовленный монолог, словно отточенная временем и опытом проповедь. Скажи пол-года назад
Да что там! Скажи кто-нибудь хотя бы вчера Марине, что она за доли секунды родит такое у себя в голове и ни разу не моргнет, прокручивая все это в своей голове и глядя при этом в глаза мальчику, которого уже много лет искренне считает одним из лучших своих друзей
Ох, и много любопытного услышал бы этот кто-то о себе и уровне своего культурного развития, мирно обитающего значительно ниже и плинтусов, и фундамента, и даже нижних пределов вечной мерзлоты
Но сейчас, глядя, как ее провожатый решил изучить подробности не то своих носков, не то автобусного пола, Марина произнесла следующее:
— А кто вам сказал, что у меня такого в реале нет: с большим и крепким? Или что мне по-жесткому не хватает? Может быть я, Юль, и не фантазировала вовсе о сексе? Может быть — Марина чуть приблизилась к своему провожатому, который, словно по беззвучной команде, поднял вверх свои смущенные глаза, и сказала медленно, чуть дольше, чем следует, растягивая каждое слово. — Может быть, я просто вспоминаю, как, когда и с кем мне было хорошо
Сказать, что Юля и второй парень натурально офигели от сказанного — значит, просто неудачно и блекло пошутить. Маринина подруга, которая не раз откровенничала про своих парней и, не таясь, рассказывала очень любопытные подробности, сопровождая их выразительными жестами, нынче сидела, постепенно сокращая расстояние от нижней челюсти до пола. Товарищ-провожатый пытался улыбнуться, но у него плохо получалось — примерно, так же плохо, как родить в своей голове фразу, способную хоть чуть-чуть разрядить обстановку.
Что до многолетнего воздыхателя Марины, то на него было попросту жалко смотреть. Взгляд, удивительным образом совместивший в себе выражение глаз побитой собаки и сальный блеск в зенках шныря, охочего до пикантных подробностей и оттенков чужого грязного белья. Опущенные плечи, которые переходят в руки, которые — видимо, рефлекторно — потянулись к уже успевшему образоваться бугру на шортах. Сбивчивое дыхание, которое потеряло определенность между возбужденным сопением и частыми, прерывистыми вдохами-рывками страха.
Марина еще раз посмотрела на каждого из «коллег по курорту» и, наконец, сменила свой взгляд на обычный: взгляд озорной, но доброй девчонки, с которой можно потрещать, без затей, о всяком-разном.
— Да ладно, расслабьтесь! — добавив чуть смущения в голос, быстро сказала Марина. — Я ж прикалываюсь! А пару минут назад, Юль, я просто «воткнулась» — бывает. Жарко, блин, да и темнеет уже Так что вы — как хотите, а я — спать! Только не шумите, пожалуйста, ребят, и поскорее засыпайте — а то завтра приезжаем рано. Там еще заселение, разобраться, разложиться
Юлю и мальчиков окончательно отпустило. Они все так же, со смехом, пообещали глубоко не баловаться и лечь до первых петухов. Марина же попыталась максимально удобно улечься на сидении, закрыла глаза — и совсем скоро задремала под звук дороги и болтовню ребят.
Той ночью, как ни странно, крепко спали многие. По крайней мере, та половина салона, где расположились Марина, Юля и ребята, преспокойно себе дрыхла, мерно посапывая на весь автобус.
А потому никто не заметил, как к тому самому провожатому, в час самой непроглядной темноты, тихо подкралась фигура, несомненно, привлекающая таинственностью, плавностью изгибов и выпуклостей. Провожатый храпел — только как-то сдержанно, видимо, даже в беспробудном сне боясь совершить какие-нибудь активные действия.
А вот фигура активности не боялась: она приблизилась к его уху — и тихонько зашептала, словно опытный гипнотизер, стараясь не разбудить парня и, при этом, говоря куда-то туда, в потемки вечно бодрствующего бессознательного.
— Бедненький мой Как же тебе тяжело сидеть рядом со мной, в тесном автобусе — и смотреть на мои сисечки, на мой животик и мои ножки сквозь влажную от пота, тонкую ткань сарафанчика Смотреть — и знать, что у нас с тобой ничего и никогда не будет. И поэтому все, что тебе остается — это смотреть. Смотреть — и представлять — Марина стала говорить медленно, протяжно, вкладывая в каждое слово максимум блядских ноток, постепенно сама заводясь от своих слов. — Представлять, как я медленно опускаюсь перед тобой на коленки Как я провожу своим влажным язычком по твоей груди, животу, спускаясь все ниже и ниже Как я массирую твой член, прикрытый трусами Боже, как же сильно он у тебя встанет, солнышко До боли
Внезапно, Марина заметила, что на шортах парнишки вновь возник остроконечный холм, на вершинке которого четко прорисовывалась головка.
— Ах, ты проказник Даже трусы не надел — тут Марина протянула свой пальчик ко вставшему во сне члену юноши и, позабыв про всяческую конспирацию, стала осторожно водить им по головке, заставляя парня сменить храп на хриплое постанывание. — Да у тебя уже встал, заюшка Знаешь, я всегда думала: какой у тебя? Длинный или короткий? Толстый или тоненький? Обвитый венами, как я люблю, или гладенький? Но знаешь, что? Какой бы ни был, я все равно возьму его в ротик. Сперва я покрою его поцелуями от головки до самых яичек Потом пройдусь язычком по твоему члену Ну а потом я открою свой ротик, милый, и впущу в него твой твой хуй. Я буду ласкать тебя губками, язычком Буду смачивать твой хуй слюной, ласково подрачивать у основания и гладить твои набухшие яички А ты будешь стонать, стонать Будешь шептать, как тебе хорошо, как тебе нравится мой блядский ротик, как давно ты ждал этой минуты — минуты, когда я, не выпуская члена из губок, приму его себе в горлышко И тогда ты кончишь Твоей спермы будет много, я знаю, лапусь но я все проглочу. До капельки. А потом, я посмотрю тебе в глаза, улыбнусь и чмокну твой увядающий кончик, на прощание
Парень уже не постанывал, а откровенно стонал, просто каким-то чудом умудряясь не перебудить спящих рядом пассажиров. Но Марину не заботила даже перспектива быть пойманной.
Напротив, для себя она решила, что, если ее провожатый вдруг проснется и недоуменно воззриться на нее, она предложит помочь ему кончить чисто по-дружески — ну, чтобы не мучился эрекцией. А потом она, конечно, обворожительно улыбнется, скажет, что просто пошутила и вновь ляжет спатоньки.
В детстве Маринку частенько называли «принцессой» — причем, «зеленоглазой», из-за изумрудного цвета широко раскрытых, детских глазенок.
А когда она чуть подросла, стали звать «вампирешкой» или «ведьмочкой» — за шкодливость и стремление делать все из чувства противоречия.
Не то однажды назвавший ее так оказался провидцем, не то услышанное когда-то, в детстве оставило неизгладимый след в ее душе — сейчас это обманчиво-ласковое «ведьмочка» как нельзя лучше описывало все то, что делала и говорила Марина в кромешной тьме автобусного салона, редко озаряемой придорожными фонарями.
— Бедняжечка мой Все эти годы ты мечтал обо мне, хотел меня трахнуть И вот, наконец-то, я рядом с тобой а тебе ничего не светит. Дома ты дрочил себе, глядя на мои фоточки, мы редко встречались в реальности — и ты особо не мучился Только вот какая беда, солнце: на море ты будешь видеть меня каждый день. А подрочить-то и негде Как бы твои яички от такого напряжения не лопнули — а то нечем будет деток делать. Кстати, надо бы у тебя выведать, готов ли ты мне детей сделать? Готов ли жить со мной, любящей мужские хуи и литры густой спермы, под одной крышей? Готов ли целовать меня после очередного ухажера, которому я пол-ночи хер сосала? Да я знаю, знаю, солнышко, что готов Ты готов даже не своего ребенка растить. Лапусь, ты ведь не бросишь меня с чужой лялькой? Будешь каждый день засыпать и просыпаться с мыслью, что я нажила себе ребеночка на стороне, пока ты свою сперму в презик сливал? Ты ведь у меня хороший, очень хороший А я — очень плохая. Я люблю сосать большие члены. Я люблю глотать сперму. Я люблю, когда меня долго ебут огромный хуем. Я люблю так жестко, как у тебя никогда не получится, хороший мой. И, конечно, я люблю, когда в меня кончают Когда мою узенькую пизденку заполняют мужским семенем Я очень сильно люблю трахаться с парнями, солнце. Ну, а ты ты очень сильно любишь меня.
В это мгновение Маринин провожатый как-то необычно, отрывочно проскулил, странно дернулся — и прямо под пальчиком девушки, описывающим круги по дрожащей головке, стало расплываться мокрое пятно.
Марина убрала с пульсирующего под шортами члена свой палец и поднесла его ко рту. На подушечке ощущалась влага, которая источала характерный, слабенький запах.