Вещь эта называется «звонок». Великий, сокрушающий, не признающий стен и авторитетов! Он может быть страшным набатом, ведущим на эшафот, за которым мрак, кошмар, ужас и контрольная по алгебре. Но он может быть и спасительной трелью, протягивающей Божественную руку помощи всем, кто увяз в страшной трясине устного ответа у доски. Какое наслаждение услышать его ровно через секунду после того, как строгая математичка назвала твою фамилию, желая подчеркнуть этим свои самые грязные намерения в отношении твоего не сделанного домашнего задания. Какое горе, когда звонок врывается в твои уши вместе с уведомлением твоими же товарищами, что эта «сволочь - химичка» - обещала обязательно спросить тебя на следующем уроке, потому, что предыдущий ты прогулял.
Но,самое ужасное, это то, что звонок владеет временем. Он управляет им, порабощает его. Всю короткую паузу перемен он пробегает, как спринтер на олимпийских играх. Во время урока же он всей своей массой буквально виснет на минутной стрелке и не дает ей продвигаться вперед.
Сейчас Евгения Павловна ненавидела звонок всей душой. Шла шестнадцатая минута предпоследнего урока истории в четвертом «В». Оставался еще девятый «А», и тогда - домой! Только бы дотерпеть!
Сегодняшнее утро стало самым ужасным за последние годы. Была нарушена самая приятная часть любого начала дня. Проклятый будильник, в кои-то веки, сломался, и вместо половины седьмого Евгения Павловна встала без двадцати восемь. Времени оставалось ровно на то, чтобы положить штукатурку на лицо, одеться и идти на работу. Ни о какой ласке самой себя не могло быть и речи.
С тех пор, как она переехала вместе с матерью на эту квартиру, каждое утро начиналось одинаково, вне зависимости от времени года или дня недели. Евгения Павловна, или, как ее называли друзья, Женечка, была, по-своему, счастливым человеком. Ей постоянно снились эротические сны, и поэтому женщина каждое утро просыпалась с мокренькой комбинацией, которую любила запихивать во сне между ног. Трусиков она на ночь принципиально не одевала. Лишняя помеха.
Каждое утро верный будильник тревожил девушку, вырывая ее из мира порнографических сновидений, но она не обижалась на него. Женечка сладко тянулась, зевала, попутно пытаясь восстановить в памяти наиболее яркие моменты ночных грез. Отбросив одеяло, учительница пальчиком проводила по пухленьким, липким от выделений, губкам, закрыв глаза, нюхала его, а затем быстро с удовольствием облизывала. Все ее тело уже томилось в ожидании ласки, и Женечка начинала нежить свои гениталии. Сосочки, клитор и влагалище всегда дарили ей два-три оргазма, прежде чем она, счастливая и бодрая, шла чистить зубы и готовить завтрак.
Сегодня она осталась без подарка!
Теперь девушка сидела на уроке с промокшими трусами, так и не опустившимися с утра сосочками, грозившими порвать блузку, и слушала подростка, который, отвечая на вопрос о политическом укладе в древней Руси, рожал ровно два слова в минуту.
Евгения Павловна и подумать не могла, что подобные вещи могут твориться с ее организмом. Ну, подумаешь, один раз не кончила! Стоит только потерпеть. Но, нет! Поясница ныла с самого утра. Во влагалище было очень неприятное ощущение пустоты, голова кружилась. Мокрые трусики при ходьбе терлись о промежность, заставляя все мысли, вновь и вновь, возвращаться в сексуальное русло. Евгения Павловна поняла, что терпеть-то, как раз, она и не умеет. Три урока прошли, как в сумерках. Кому, за что и какие отметки ставила историчка? Каким классам, какие задания задавала? Она не помнила. Женщина помнила лишь то, что на первом же уроке она стала делать перекличку в седьмом «А» по журналу пятого «Г», а на втором - задала пятикласснице дополнительный вопрос: «Чем империализм отличается от капитализма?». Короче говоря, Женечка плыла.
Иногда наступали минуты просветления. Последняя пришла на помощь только что, и Евгения Павловна тут же влепила отвечающему честно заработанную двойку. После чего вызвала к доске следующего. Вернее следующую. Ею оказалась Людочка Самсонова. Вызывая ее, Евгения Павловна преследовала и свои корыстные цели. Девочка была отличницей и не могла не выучить домашнего задания. «Может быть, ее ответ поможет немного отвлечься?», - подумала учительница, но просчиталась. Получилось все наоборот. Девочке достался вопрос о древнем Киеве, и она, с ручкой в руке, стала тянуться к высокому месту на карте, желая показать своим одноклассникам-неучам, где «матерь городов русских» вообще находится. При этом ее коротенькая юбка поползла вверх, и учительница отчетливо увидела, что Людочка одела сегодня на себя вовсе не колготки, а чулочки, которые заканчивались на пять сантиметров выше колен. Все, что было выше чулок, женщина дорисовала сама при помощи непрошеной фантазии, и ее прошиб такой удар сексуального тока, что Женечка готова была сдохнуть. Сил терпеть уже не осталось!
Учительница поднялась. Буркнув классу, что она сейчас вернется, Евгения Павловна вылетела за дверь и на всех парах помчалась к женскому туалету. Каблучки зацокали по линолеуму, а правая рука, до сих пор, сжимала длинную круглую указку.
Еле добежав до кабинок, Женечка ворвалась в ближайшую. Спертый мерзкий воздух школьной уборной ворвался в ноздри женщины, но она даже не почувствовала этого. С трудом набросив крючок на дверь, учительница стала поднимать на талию длинную юбку, но та не слушалась, и все время норовила занять нормальное положение. Тогда Женечка решила не бороться с ней, а просто стянула трусики и поставила одну ногу прямо на сливной бочок. Нащупав раздраженные губы, женщина раздвинула их, а другой рукой стала водить тупым концом указки по входу в малиновую дырочку. Когда деревяшка стала достаточно мокрой, бедная женщина резко ввела орудие своего труда внутрь, сразу сантиметров на двенадцать. Другая рука теперь освободилась, и Женечка использовала ее для стимуляции крупного перевозбужденного клитора. Круговыми движениями она заставляла его вздрагивать и посылать похотливые сигналы в истекающую норку, которую теперь ритмично бурила указкой. Как всегда, в таком состоянии, девушка начала фантазировать. Сейчас она мысленно уже подняла юбку Людочки Самсоновой, и теперь терлась лицом о ее бархатные ножки в телесных чулках. Дойдя до трусиков, Женечка стала прямо через них вылизывать пухленький лобок девочки. Ее руки заработали быстрее, и она продвинулась дальше в своих мечтах, собираясь уже стянуть эту преграду с отличницы. Перед ней предстала девственная промежность, на которой не было заметно ни одного волоска. Женечка замычала от удовольствия, а указка стала залезать внутрь писечки еще глубже. В мозгу ее язык уже гулял по совсем маленьким и нежным половым губкам своей ученицы, а наяву острый конец длинной указки, свободный от сексуальных обязанностей, с мерзким звуком стучал по перегородке между кабинками в такт мастурбирующим движениям.
Фантазия опять не подвела Женечку. Уже через пару минут, после того, как светлый образ промежности Людочки Самсоновой был многократно вылизан от пупка до ануса, указка достигла самой интимной части влагалища страстной учительницы, и Евгения Павловна стала бурно спускать. Нога, стоящая на полу, чуть согнулась в колене, как бы насаживаясь на школьный инвентарь, по которому давно уже стекали густые серые капли. Женщина стиснула зубы и сделала последний похотливый жест: воткнула ноготь указательного пальца прямо в центр клитора. Привыкшая, за долгие годы, кончать бесшумно, Евгения Павловна и сейчас лишь тяжело дышала, переживая такие долгожданные и необходимые секунды экстаза. Наконец, последний оргазмозаряженный протон пробежал по ее телу. Учительница выпрямилась в струнку, даже встав на цыпочки, давая указке тем самым понять, что она уже может быть свободной. Женечка высвободила ее из своей норки, а потом глубоко выдохнула и сползла спиной по стене, оказавшись на корточках.
Отдохнув секунд десять, женщина вытерла указку трусиками, поправила одежду и вышла в коридор. Видимо ее прошедший оргазм был написан на лице потому, что старая грымза, учительница английского, чуть не сбившая ее с ног, выползая из учительской, посмотрела на нее с нескрываемой завистью. Женечка нагло подмигнула ей, а этой карге осталось лишь поправить очки и поползти дальше по своим крысиным делам.
Евгении Павловне стало намного лучше. Полтора оставшихся урока пробежали незаметно, и уже через два часа женщина благополучно натягивалахалат у себя дома. Мать, как всегда, смотрела какую-то мексиканскую мыльную мерзость и удостоила дочь лишь равнодушным кивком. С тех пор, как она застала Женечку в своей комнате с головой между ног у какой-то сорокалетней лахудры, мать перестала обращать на нее хоть сколько-нибудь внимания. Она и раньше-то не баловала дочь лаской и участием, а после этого случая вообще почти забыла о ее существовании. Впрочем, Евгению Павловну это полностью устраивало.
Она действительно была лесбиянкой. Самой, что ни на есть! И поняла она это уже через пять секунд, после того, как первый и единственный член вошел в нее четырнадцать лет назад.
Женечка вымыла руки, налила себе сок и заперлась в своей комнате. Маленькая девятиметровая клетушка с кроватью в углу, маленьким креслом и тумбочкой была ее крепостью. Здесь было все, что ей нужно для жизни, правда, кроме одежды. Вместо шкафа Женечка предпочла застроить одну стену огромным книжным стеллажом. Книги были ее страстью, не меньше, чем женщины. Она прочла их все, и не было месяца, чтобы половина и так скудной зарплаты не уходило на покупку новых томов.
Сейчас ей не хотелось читать. Она удобно устроилась на кровати, подогнув под себя ножки, а ее глаза стали изучать майский ландшафт из окна второго этажа. В этот момент мать сделала телевизор погромче. Очередная несчастная героиня признавалась своей подруге, что беременна, а законный отец и слышать ничего не хочет. Все это Женечка прекрасно слышала через стену. Ее это всегда бесило, но ничего поделать она не могла.
Вот и сейчас настроение сразу испортилось. Больше всего девушку раздражало то, что мать сама была воспитана на прекрасной литературе, а теперь опустилась до дешевых сериалов. Всегда одно и тоже: «Дон Хулио Кастратос очень любил Марию Иухуению, и уже в сто сороковой серии готов был ей в этом признаться. Но злой Педро Пидорассиас тоже грязно желал юного тела Иухуении и, цинично подкупив служанку Блядинью, пробрался в покои Марии. Когда бедный Хулио ворвался в спальню, было уже поздно - Педро, нагло улыбаясь, вытирал кровь и сперму подвернувшейся занавеской, а Иухуения горько рыдала. Ясный пень, что потом (серий через шестьдесят) она родила мальчика, которого назвали Импотенто Мудильос (сама Мария звала его ласково - Мудила), который еще через сто серий вырос и отомстил собственному отцу, отрезав член у Пидорассиаса, а потом нашел старого седого Хулио, которого и повел к матери. Но именно в это время Иухуения, конечно же, умерла от стыда, горя и цирроза печени. Поэтому последний кадр последней четыреста двадцатой серии запечатлел лишь скорбный поцелуй Кастратоса в мертвый лоб Марии. Неверная Блядинья рыдала у ног обманутой хозяйки, а верная близкая подруга Марии, Кончита Лесбио, молила Бога, чтобы он дал Иухуении вечное царство. Все плачут и убиваются. Занавес! Титры!». Тьфу!!!
Что бы поднять себе настроение, Евгения Павловна решила помечтать. Она одела наушники, включила Golden Ballads и вытянулась во весь рост на диване. Глаза ее закрылись, и девушка стала вспоминать приятные мгновения своей жизни. Последний год прошел под знаком воспоминаний о летнем отдыхе. Она весьма удачно смогла подработать прошлой весной, заделавшись репетитором у нескольких абитуриентов. Когда она уже в июне пересчитала заработанную наличность, оказалось, что там хватит не только на сапоги и помады. Женечка не долго раздумывала, что делать с этим богатством. Она просто пошла в магазин, купила там новый купальник, а затем двое суток стояла в очереди за билетами на Курском вокзале.
Второго июля Евгения Павловна уже распаковывала чемодан в странном грязноватом трехместном номере одного не очень дорогого санатория.
Две оставшиеся постели явно пустовали, и Женечка мысленно попросила Бога, что бы ей достались нормальные соседки. И Бог не подкачал. Когда, на следующее утро женщина выходила из ванной, в дверь ввалились две очаровательные брюнетки, запыхавшиеся с дороги и шумно обсуждавшие неприятный коридорный запах. Заметив ее, девушки остановились и, смутившись Женечкиной наготы, залепетали какие-то извинения. Женя могла прекрасно рассмотреть их. Это были близняшки, лет двадцати, пышущие здоровьем и свежестью. В глаза бросились четыре огромных соска, выпирающие через футболки белого цвета. Девушки были не очень красивые, но зато веселые и, какие-то, открытые к знакомству, что ли.
Беззаботных хохотушек звали Светка и Ленка, и приехали они из Челябинска. Девушки быстро сдружились со своей старшей соседкой, а Женечка уже через пару часов после знакомства только и думала о том, как бы ей побыстрее затащить этих птичек к себе под одеяло.
Два дня Женя мучилась, делая различные пассы, подталкивая сестренок к разговорам о сексе вообще, а о лесбосе в частности. Но все как-то не получалось. На третий день учительница даже не стала одеваться с утра и ходила голенькая по номеру, ловя чуть удивленные взгляды Ленки и Светки. Но, снова мимо! Вечером Женечка купила молодого, но очень крепкого вина, набрала фруктов, и когда девочки вернулись с пляжа, предложила формально отметить третий день двадцатидневного пребывания на юге. Сестренки заверещали от восторга, и все трое стали потягивать холодный напиток, закусывая его персиками и инжиром. Женя, уже было, обрадовалась, что начало ее нехитрого плана так здорово удалось, но тут ее подстерегла неудача. Не рассчитав своих сил, после третьего бокала предательской мальвазии, Женечка отключилась. Девочки перенесли ее отравленное алкоголем тело на кровать, а сами допили бутылку и задремали.
На следующее утро Жене было уже совсем плохо. Вино почти не оставило похмелья, но трахаться хотелось все больше и больше. Она уже была далека оттого, чтобы благодарить Христа за ее соседок. Скорее она была обижена на него за то, что он так издевается над ней, не давая ни малейшего шанса соблазнить этих лапочек.
Видео
Рассказы