Во время моего монолога Эжени сидела не двигаясь, как статуя, закрыв лицо руками. Я повернулся, собираясь уходить, но мне наперерез выскочил Никитка.
— Нет уж, барин, обождите, вы не можете так уйти! Где это вы видели животное? Никакое я для нее не животное! Я для нее Петрушка! Барышня сидит в четырех стенах, ей скучно, грустно, поговорить не с кем! Вы про неё и думать забыли
— И поэтому нужно было устраивать петрушку под подолом?!
— Ну, уж это я виноват — меня и казните. Она же малюсенькая, ничего в этих делах не смыслит! Сами-то вы что с ней сделали? Разве не это самое? А потом на попятную — пустяки, дескать, ерунда, ничего такого! Вот и я с ней ничего такого не делал!
Я оттолкнул его, собираясь пройти, но не тут-то было. Он вцепился в меня мертвой хваткой. Никогда я его таким не видел: корчится, словно от боли, в лице не кровинки, из глаз сами собой катятся крупные слезы.
— Да посмотрите вы на нее! — отчаянно выкрикнул Никитка, — Ей же больно! Она же живая!
Эжени зарыдала.
Я почувствовал предательский приступ жалости. Больше всего, если честно, мне было жаль самого Никитку. Казалось, у него сейчас разорвется сердце. А всерьез ревновать к нему я, простите, не мог. Барышню тоже было жалко. А главное, сейчас такой подходящий случай раз и навсегда получить над ней моральное превосходство. Я раздумывал, как бы её так нагнуть, не ломая
— С тобой, смерд, разговор короткий. Сколько ты, по-твоему, заслужил?
— Триста плетей! — выпалил Никитка.
— А не много ль тебе, мальчик?
— В самый раз! — храбрился тот.
— А ей сколько положишь?
— Барышне пятьдесят хватит.
— Что! — воскликнула Эжени, оторвав руки от лица, — Да как ты смеешь! Как ты
— Не прекословь! Пусть, дура, душу отведет!
— Что! Что! — задыхалась от гнева Эжени.
А Никитка, не дожидаясь приказа, слетал за хлыстом для верховой езды.
— Раздевайся, дружок!
Никитка мигом стащил портки.
— Позвольте мне уйти, — слабым голосом проговорила Эжени.
— Ни в коем случае. (Специально для sexytales) Смотрите на вашего любимчика. Хорош?
Никитка улегся ничком на софу.
— Ноги-то привяжите, барин. А то взбрыкну ненароком.
Плеть звонко щелкнула по великолепной белой заднице.