— Ну, уж не для того, чтобы поблагодарить его за заботы, — с ехидной ухмылкой пробормотал гигант, — Я

Вдруг глаза его закатились, и Кулл начал медленно оседать на землю. Его смуглая кожа начала окрашиваться в мертвенный белесый цвет. Горн, недолго думая, подхватил раба и втащил в сарай. Уложив его на соломенную подстилку, он присел рядом.

— Убей меня, господин, — прошипел Кулл, силясь приподнять голову.

— Лежи тихо, — приказал ему Горн, — Я скоро вернусь.

Кулл обессилено уронил голову на солому и провалился в забытье. Молодой человек снял плащ и укрыл им раба. Выйдя на улицу, он быстрым шагом направился в кузню. Примус, выслушав его, прихватил какие-то склянки и инструменты, и они оба направились в трущобы.

— Не понимаю, зачем Вам это всё нужно, — бурчал кузнец, еле поспевая за Горном, — Сначала эта рабыня, но тут я еще могу что-то уразуметь. Потом полуживой раб. Кто будет следующим? Я не удивлюсь, если им окажется Гант или кто-то из его шайки.

— Вот и хорошо, — усмехнулся юноша, указав на пролом, — Мы пришли.

Примус оказался не только хорошим кузнецом. Горн с восхищением наблюдал, как он ловко обработал рану, остановил кровь, потом, достав из сумки длинную тонкую иглу и жилу, аккуратно зашил её и наложил чистую повязку.

— Где ты этому научился? — спросил юноша.

— Я несколько лет жил в казармах, — вытирая руки, ответил Примус, — Всякое бывало. Порой и врачеванием приходилось заниматься, когда солдаты в пьяном угаре мечами махали. Говорили, что у меня рука легкая.

— Они правы, — Кулл открыл глаза, — Я ничего не почувствовал.

— Встать сможешь? — Горн присел к рабу.

— Попробую, — гигант, кряхтя, поднялся на ноги.

— Глотни вина, — Примус протянул рабу тыквенную флягу, — Оно придаст тебе силы.

Кулл с жалостью припал к горлышку потрескавшимися губами. Вскоре его лицо покрылось густым румянцем, а глаза заблестели. Встав на ноги, он, покачиваясь, направился в дальний угол своего убежища. Порывшись в куче соломы, раб вытащил оттуда парусиновый мешок.

— Господин, — слабым голосом произнес он, — Что я должен сделать, чтобы заслужить Ваше прощение?

— Расскажи, почему ты сбежал от Себастьяна, — пояснил Горн, — Но не здесь. Сейчас у меня нет времени. Я отведу тебя в дом, где живу, а вечером поговорим.

— Да, мой господин, — Кулл склонил голову в знак покорности, — Я — раб, но еще не утратил человеческий облик.

— Кстати, — юноша указал Примусу на ошейник, черневший на горле гиганта, — Сможешь снять?

— Инструменты у меня с собой, — кузнец портяс сумкой, — Постараюсь.

КЛАРО

Кларо был срочно вызван к графу, едва наступил рассвет. Он стоял перед своим господином, скрестив руки на груди, и внимательно слушал его приказ, жадно ловя каждое слово. Себастьян, по обыкновению, восседавший в своем огромном кресле, обшитом черным бархатом, говорил громко, иногда срываясь на истошный крик. Но истерика быстро отступала, и его голос вновь приобретал уверенную интонацию и твердость.

Граф Лазар случайно натолкнулся на этого малого в лесу во время охоты. Кларо, видимо, тоже решив пополнить свои припасы, подстрелил косулю и собирался уже разделывать тушу, когда перед ним неожиданно появился хозяин этих мест. Набросившись на охотника, Себастьян предъявил ему страшное обвинение в покушении на чужую собственность и браконьерство и тут же предложил вариант, на который Кларо согласился, не раздумывая ни секунды. Неизвестно, о чем думал граф, но охотник сразу же понял свою выгоду.

С первых минут появления в замке Лазара, Кларо снискал себе славу жестокого и хитрого негодяя, каковым и являлся на самом деле. Отвращение к этому человеку усугубляла его жуткая внешность: огромное, похожее на вытянутую бочку, туловище с трудом вязалось с короткими кривыми ногами, всегда обутыми в тяжелые крестьянские башмаки с подкованными, как у лошади, каблуками. Огромные мускулистые ручища обладали нечеловеческой силой. В первый же день Кларо без особых усилий одним ударом усмирил разбушевавшегося мула, не желавшего влезать в ярмо. С бедной скотиной пришлось распрощаться. У него был проломлен череп. Но граф только усмехнулся и не стал наказывать своего нового слугу за порчу имущества.

Но особый ужас наводил его скрипучий голос. Казалось, что он проникает в сознание, гипнотизирует, заставляет подчиняться. При этом Кларо смотрел на собеседника округлившимися бесцветными глазами, в немигающем взгляде которых читалась только лютая ненависть ко всем, кто попадался ему на пути. А в минуты особого гнева его лысина, обрамленная редкими волосиками, похожими на свалявшуюся паклю, покрывалась капельками пота, а на затылке вздувались синие прожилки.