Четыре белые хризантемы

Без неё намного проще жить, только невозможно!

Зачем придумали любовь — она нам отравляет кровь!

Как по замкнутому кругу вновь: кто придумал эту любовь?..

— Я знаю замечательное средство от хандры, Андрей. Хочешь?

— Хочу.

Мы на пару напились в баре «Белая лагуна», куда я затащил Горина уже в час ночи. Напились, что называется, в усмерть! С этим баром у меня была связана масса воспоминаний: и хороших, и плохих тоже. Мне было восемнадцать лет, когда я понял, что мне нравятся парни. Мои неудачные отношения с девушками я раньше списывал на несовместимость интересов, характеров и прочую ерунду, не желая признаваться себе, что я отличаюсь от своих друзей некоторой «особенностью взглядов». Я испытывал больше нежных чувств к моему школьному товарищу Сергею Доронину, чем к своей первой подружке Алисе. В результате я так запутался, что потерял обоих: Сергей уехал учиться в другой город, Алиса просто бросила меня. Потом последовал год беспросветной тоски и размышлений. «Белая Лагуна» была неофициальным гей-клубом нашего городка, и её администрация делала всё, чтобы подобная репутация за их «приличным» заведением не закрепилась.
Тем не менее, геи предпочитали проводить досуг именно там. Я слышал много подобных сплетен, но решился пойти попытать счастья лишь тогда, когда периодически начал мастурбировать с мыслями о молодых сильных парнях — это меня добило. Некоторое время посетители и бармены просто приглядывались ко мне, а потом я познакомился с обаятельным и весёлым Олегом Крушининым — он красиво ухаживал за мной три дня, потом подпоил и затащил в постель. Всё бы ничего, но на утро мы оба мало что помнили: я мучился от головной боли и боли межу ягодиц, Олег — от изрядного похмелья. В то время у него был парень, а я всегда ценил в людях верность. Мы остались хорошими друзьями, только и всего. После Крушинина у меня был ещё один любовник, но, к сожалению, гармоничных взаимоотношений у нас построить не получилось: он нашёл себе другого — я не возражал и даже не грустил по нему. Ещё два года моей жизни прошли впустую.

— Она хорошая, только ещё совсем ребёнок... Понимаешь, Макс? Дитя малое, — в сотый раз жаловался мне Андрей. — А мне хочется нормальных взрослых отношений...

Мы завалились ко мне домой в четыре утра, и, честно говоря, меня волновало в тот момент нечто другое: кто кого тащил на себе и где мои ключи от квартиры? На один только лифт у нас с Гориным ушло десять минут, но после упорной борьбы мы благополучно доплелись до дверей и даже до дивана. Таких картин не видел свет! Мне захотелось запечатлеть это на холсте: пьяный ангел с влюблённым в него грешником! Шедевр! Представив себе результат, я стал хихикать.

— Андрей, погоди-ка... Я сейчас тебя рисовать буду...

— Чего? Ты куда, Макс?

Свалив по пути к кладовке пару стульев, я выматерился, встретив лбом дверной косяк, но цель была превыше всего. Я вытащил масляные краски и разложил холст прямо на полу. По квартире потянулся резкий специфический запах.

— Ма... Ха-ха! Макс! — хохотал Андрей, сползая по косяку от смеха, — видимо, у меня был такой смешной вид. — Ты псих, ей богу! Брось! Ты меня ещё сфотографируй. Ха-ха-ха!

— Мы тебя сейчас зепеча... Не, запечо... Блин... Запечатлеем тебя в веках. Я же великий художник! Разве ты не знал?

— Ты — великий алкоголик! — смеясь, Андрей швырнул в меня диванной подушкой, с которой уже минут пять обнимался, но промазал. — Березин, тебе нельзя водку пить!

— Так я же вроде как тоже с горя, Андрюшка, понимаешь?

Я взял в руки уголь и нанёс на холст несколько корявых штрихов, которые по идее должны были явить миру пьяного хохочущего ангела в джинсах, синей футболке и ядовито-жёлтой ветровке, опершегося в буйстве эмоций на дверной косяк.

— Какое у тебя горе, Березин? — хихикал он.

— Любовь, Андрюша, — почему-то улыбаясь, ответил я и немного погодя добавил, — безответная.

— Ну, тогда ты мало выпил, — заключил он, безуспешно пытаясь подняться: то ли от смеха, то ли от количества выпитого спиртного. — Может, продолжим? Ну их, баб этих! Мы страдаем, а им пофиг...

— Ты зачем пошевелился? Такая поза была замечательная.

— Я хочу посмотреть на результат, — пьяно пролепетал Андрей и, поднявшись на ноги, кое-как доковылял до прихожей. Он скептически посмотрел на испачканную углем тряпку и вполне серьёзно спросил:

— Это чё за кроказябра? Это я так выгляжу?

— Да, — сообщил я, чувствуя, как меня распирает от гордости за собственный талант.

— А это у меня что? Нос?

— Нет, нос — вот. А это — ухо.