«Это неправильно, это дебилизм, это черт знает что» - рвалось у Коли. И он... промолчал, заочно возненавидев проклятую книжку.
- Вы с Колей проживете и без нас. Коля - настоящий. Я спокойна, - торопливо говорила Рите ее мама.
...«Далматинцы» не отговаривали беглецов, не пытались вернуть их: шок лишил их сообразительности, и они только плакали, плакали в обнимку, сжавшись телами и сливаясь в едином плаче, как когда-то, в первые свои дни...
Только теперь с ними плакал и Алеша, и они вжимали в себя и его - родное, беспомощное существо. Они так любили его, что втихаря занимались «тух-тухом», играя с ним, - хоть и знали, что это нельзя.
***
Когда уехали отбитые половинки семей, Рита призналась Коле, что беременна.
Будь все по-другому, Коля обрадовался бы этому известию, как нежданному подарку. Их сексуальный режим, принятый со времен Алеши, иногда нарушался, и Коля, подведя Риту к сладкому порогу, не выскакивал из нее, а добивал неумолимыми ударами, и взрывался в ней - и оба они кричали от жуткой неизбежности оплодотворения, и Рита умирала и воскресала тысячу раз, наполняясь семенем, - столько, сколько били в ее лоно тугие струи...
Эти диверсии всегда были неожиданны: Коля никогда не предупреждал, а Рита никогда не спрашивала. Оба они вели молчаливую игру, кружившую им головы не хуже «русской рулетки». Такое бывало редко, - но запретный плод исторгал из Риты целое наводнение, вынуждал ее биться в сексуальной истерике, верещать, голосить, исходить сладким воем... Они занимались «тух-тухом» часто, - обычно каждый день, а порой и по два, и по три раза, - и над каждым их соитием висел волнующий призрак оплодотворения.
Кроме того, у них были их ночи. Как только Алешка дал им немного сна, они стали спать в обнимку, сплетаясь в клубок теплых, сонных тел. Они так уставали от ухода за Алешей, что засыпали мгновенно, сразу после оргазма, - и не успевали перебудить друг друга ерзаньем и «чувством локтя».
Со временем эта привычка так въелась в них, что они совершенно разучились засыпать поодиночке, не прилепившись друг к другу. И - довольно часто они начинали заниматься «тух-тухом» прямо во сне.
Иногда они просыпались до оргазма, иногда после, а иногда - только под утро, восстанавливая «картину преступления» по эротическим снам, мокрой простыне или «хоботку», намертво прилипшему к «вазочке». Коля так и не знал, сколько литров семени он влил в спящую Риту...
...Он обрадовался бы ее беременности, - но сейчас в нем будто оборвалось что-то.
- Рит! А...
Он хотел спросить «а как же нам быть?», но подавил вопрос - и обнял Риту, устало повисшую на нем. А заодно - и Алешку, который всегда прибегал, когда видел, как мама и папа нежничают.
***
С этих пор им стало казаться, что жизнь катится под откос, как снежный ком.
Их дома будто опустели. «Далматинцы» жили по привычке у Риты, но Колина мама оставалась одна, в пустой квартире. Она тосковала, навязчиво опекая их по телефону...
«Рациональный вариант» - свести Ритиного папу с Колиной мамой - был ужасен, и мама сидела одна. Правда, она сама стала сближаться с ним, но это сближение было тоскливым, как диалог робинзонов, выброшенных на необитаемый остров. Мама поседела, постарела, хоть и была ненамного старше соперницы...
Оба они начали курить. Ритин папа перестал бриться, гладить одежду, менять белье - и сидел ночами за компьютером, пропуская сигарету за сигаретой. Дым был вреден Алеше, и Рита кричала на папу - но тот виновато улыбался, прятал курево в карман, и все продолжалось, как и было.
«Далматинцев» мучила совесть: они не умели поддержать родителей так, как те когда-то поддержали их, - слишком велика была инерция «школьных войн». И они растерялись... «Далматинцы» делали всю формальную работу, какую могли: беременная Рита следила за гардеробом папы, готовила еду на пятерых, Коля таскал сумки, мыл квартиры, делал за маму все, что она позволяла, - но на душевный контакт не хватало сил. Они привыкли раскрываться только друг другу и Алеше.
Первой не выдержала Рита. Вернувшись как-то домой, Коля обнаружил, что она ревет у папы на груди, - и не приревновал ее, как бывало, а кольнул себя за черствость. Вновь он увидел ее выше и чище себя, и вновь она была ему примером: Рита проговорила с папой до глубокой ночи, а Коля ушел к маме - и неуклюже, хоть и чистосердечно, пытался с ней «поговорить». В итоге мама расплакалась, а Коля кусал губы.
Но назавтра они пришли к ней втроем - с Ритой и с Алешей, - и очень скоро женщины плакали в обнимку, а Коля развлекал Алешу на улице - чтобы тот не интересовался, кто обидел маму и бабушку. Колина мама, всхлипывая, назвала Риту «добрым ангелом», и Коля щурился от гордости.
Дело сдвинулось с мертвой точки: Рита осваивала роль «доброго ангела», Коля старался не оплошать на ее фоне - и «старики» понемногу стали оживать.
Но Рита опоздала: папу уволили с работы.
Подступил кризис - и папина депрессия пришлась некстати, как никогда. Большая семья осталась без дохода: вчетвером - на горбу у Колиной мамы. Все многолетние сбережения были истрачены на первую Ритину беременность, на роды, на свадьбу, на Алексея; осталось только «н/з» - на нерожденную еще Любочку, раздувшую Ритин живот в новую тыковку.
Видео
Рассказы