- "...Чтобы наше чувство было угодно Богу. Иначе я не могу" - продолжил Афраний, помнивший этот монолог наизусть. - Так?
- Так. - Камилла удивленно смотрела на него. - Ты и сам все знаешь. Я... я хочу этого. Марк!.. Я хочу быть твоей. Да... Я мечтала, чтобы мы были мужем и женой, как заповедал Христос. Глупо стыдиться, глупо бояться говорить это - ТЕПЕРЬ. Ведь мне осталось жить всего несколько дней...
- Нет! Камилла, нет! Нет! Но я не понимаю...
- Если мы сделаем ЭТО сейчас... Это будет грех, понимаешь? А так мы... мы будем вместе и после смерти. Тогда не страшно и умирать. Ты не понимаешь, Марк Афраний, честный мой вояка, ты... но ты же умен! Ты умен, ты должен понять...
Афраний действительно мало что понимал - кроме того, что хочет голую Камиллу до одури, и Камилла любит его, и все это не сон... Но он понимал, что христианский бог вернул ему Камиллу, и что с богом, который запросто вертит временем, как рулем галеры, лучше сохранять хорошие отношения. Мысль о том, что этот бог снова может отобрать у него Камиллу - хотя бы и после смерти - была невыносима для него.
- Объясни мне, Камилла, и я пойму. Я сделаю все, как ты скажешь, и как хочет твой бог. Объясни мне...
Вскоре стражник был послан за христианским пастырем, служившим тайные обряды в городке, а другой стражник - за бочкой воды и амфорой вина.
Стражники, не раз сеченные по приказу Афрания, не задавали лишних вопросов и делали то, что им прикажут. Пастыря - дряхлого старика, до смерти перепуганного - привели через полчаса. Он потребовал, чтобы голой Камилле прикрыли срамоту, а Афраний, напротив, разделся догола. Афраний обмотал Камиллу своей тогой, снял тунику, залез ногами в бочонок, и пастырь крестил его; затем он заставил Афрания одеться, поставил его рядом с Камиллой, возложил свои иссохшие руки им на головы и произнес какие-то молитвы, смысла которых Афраний не понял.
Камилла плакала, Афраний ждал конца обряда - в душе его смешались нетерпение и трепет перед могуществом бога, в чью юрисдикцию он, Афраний, теперь переходил. Под конец старец поднес к губам Афрания и Камиллы амфору с вином, тихо и торжественно объявил их мужем и женой - и был отпущен восвояси.
***
Хлопнула дверь - и воцарилась тишина. Афраний и Камилла стояли друг перед другом. Камилла смотрела на Афрания своими агатовыми глазами - изумленно, недоверчиво, как он смотрел на нее, ожившую из кровавой туши. По щекам ее текли слезы. Вдруг она кинулась ему на шею, стиснула его, сколько было сил, и бессвязно зашептала:
- Мой муж... Муж и жена... Мой, мой... Теперь навеки... Теперь не страшно... Я не могла вынести, что умру и не увижу тебя в раю. Я думала о тебе каждую минуту... Как ты узнал? Ведь я скрывала. Я стыдилась... Это Бог подсказал тебе!..
Афраний, пьяный от нежданных признаний Камиллы, вдруг сорвал с нее ткань, приподнял ее легкое тело за ягодицы - и напялил на фаллос, торчащий из-под его туники. Фаллос уперся во влажное лоно - и сразу вплыл в мякоть до половины.
Камилла вскрикнула.
- Тише, Камилла, тише, девочка, - шептал Афраний, мягко насаживая ее на себя, - потерпи немного. Пусть это будет последняя твоя пытка, пусть у тебя больше не будет пыток, - приговаривал он, вдавливая пружинистые бедра Камиллы себе в пах. Он чувствовал, как его фаллос вгрызался все глубже во влажную мякоть, раздвигая упругие стенки, - и наконец окунулся полностью, и Камилла наделась на него до основания.
Она висела на нем, надетая на его фаллос, как ножны на меч, крепко обнимала его руками, зарывалась личиком в его шею и жалась к нему всем телом. Длинные ее ножки обвивали Афрания, как стебли. Афраний крепко держал ее за ягодицы, и сама она крепко держалась за него, и дрожала от плача, боли и любви, и понемногу двигала бедрами, осваивая твердый фаллос в себе...
Они простояли так минут десять, а то и больше. Вначале они бормотали друг другу какие-то глупости, потом замолкли и только дышали друг другу в уши, прислушиваясь к тому, что кипело в них. Афраний хотел Камиллу до безумия, и фаллос его, облепленный мякотью вспоротого лона, кричал и рвался от сладости... но Афраний оттягивал и оттягивал самое главное.
Наконец оттягивать было более нельзя. Камилла начинала скакать на нем, проталкивая тугую плоть дальше, глубже в себя - и Афраний осторожно снял ее с фаллоса. Раздался чмокающий звук, и на пол упали капли крови.
- Вот и все, Камилла, - говорил Афраний, бережно опуская ее на пол. - Вот и все. Вот так это бывает. Вначале боль и кровь, - а потом...
И он прильнул к ее соску.
Афраний заплатил за ее тело слишком дорогую цену, чтобы не насладиться каждым его изгибом и клочком. Он сдерживался до последнего - и молил своего нового бога, как молил когда-то Приапа, чтобы тот помог ему обуздать свое семя. Он сдерживал потоки, рвущиеся из яиц - и вылизывал каждую ложбинку Камиллы, прожигал языком ей груди, вымывал ей рот, жадно всасывал губы, мочки ушей и соски, отвердевшие, как камушки; массировал пальцем сморщенное колечко ануса, до последней капельки слизывал девственную кровь ее лона...
Камилла билась под его языком. Афраний целовался с ее лоном, как только что - с губами: покусывал складочки, окунал язык в соленую глубину, играл с клитором - и Камилла переполнялась бурным блаженством, щедрым, как весенний ливень. Камилла плакала и смеялась, и улыбалась, и выла, и ерошила жесткий ежик Афрания, прилипшего к ее лону, и обнимала его длинными ножками, вымазанными в красной пыли... Вихрь, охвативший ее тело, был сладким и отчаянным; каждый клочок ее тела смеялся, изнемогал от счастья, и Камилла сама смеялась, глотая слезы... Ей хотелось лопнуть и излиться этой радостью, стать радужным ливнем, растаять без остатка - и она тужилась, тужилась, раскрываясь навстречу Афранию и счастливой щекотке, заливавшей ее, как сладкое вино...
- Иииииыыыыыыыы! - изо рта Камиллы, скошенного в отчаянной улыбке, вырвался глухой хрип. - ИЫЫЫ! ЫЫЫ! ЫЫЫ! - изнемогала она; и тогда Афраний ухватил ее ножки, задрал их вверх, накинул себе на плечи - и окунул свой голодный кол в мякоть, вспоротую и подготовленную для главного. (*Ноги на плечах - типичная поза античного секса, - прим. авт.)
Камилла сгорала, умирала и шептала сквозь хрип – «Марк! Ты убил меня? Ты убил?..» - а Афраний ритмично сновал в ней, не думая ни о чем, кроме того, что он ебет Камиллу, свою Камиллу, и ничего в жизни больше нет и не может быть. Сладкая щекотка, распиравшая его, вытеснила все мысли из головы. Афраний был сатиром, Приапом, горящим сгустком семени, изливаясь в матку Камиллы, как туча изливается на сухие поля.
Они с Камиллой еще долго танцевали, сплавившись так плотно, что уже не понимали, где он, а где она. И потом, когда оплодотворенная Камилла чувствовала, как в ее матке растекается радужный океан, а тело теряет вес и становится прозрачным, как воздух, - потом они долго еще лежали, и Афраний дышал Камилле в ухо...
Продолжение следует.
Видео
Рассказы