— Боится она там одна. Как её напугали тогда эти... — Он осёкся, покосился на меня.
— Те, что на метеостанции погорели? — Спросил я спокойно, примеряя шапку, собранную из лоскутков самокатанной овечьей шерсти.
— Ну, да. — Ильич взял веник в руки. — А откуда узнал?
— Так, Владимир рассказал всё. — Парная ударила своей жарой, потянула вниз.
— А мы сейчас убавим! — Ильич выгнал меня, завозился. Предбанник наполнился духом парной — сухим запахом дерева, разгорячённых камней, веника, запаривающегося в воде.
— После первой чуть дадим отдохнуть. — Ильич нырнул к груде камней. — Готов?
Они пришли внезапно. Мы не успели отойти от первого пара, как дверь распахнулась, впустив прозрачные клубы холодного воздуха, а вместе с ними и двух девушек в тулупах. Я подобрался, закручивая себя простынёй. И не потому, что было холодно от влетевшего воздуха, а потому, что понял одну вещь. На них, кроме этих запахнутых тулупов, калош, ничего не было. Они, пошутив что-то по поводу пара, простыней и чего мы тут не видали, как ни в чем, ни бывало, прошли к столу, поставили чашки, миски, расставили стаканы. Я невольно сглотнул. От такой близости мой внутренний мир подобрался, оживился, показывая намерение к знакомству. Но они нырнули в парную, оставив нам тулупы. Раз, тулупы у нас в руках, они в парной, и ничего не было видно. Выскочили они оттуда минут через пять — восемь, раскрасневшиеся и уже завернутые в простыни. Сев напротив нас, уже принявших по чуть-чуть, они также выпили по рюмочке, закусили, а потом приступили к опросу меня. Отвечать я старался честно — так как две девушки очень молодо выглядевших даже с близкого расстояния и без косметики — были лучше всякого детектора лжи. Я так понимал ситуацию.
Баня удивительным образом прошла без всякого такого. Девушки парились, мы парились, потом парились Наталья и Ильич, а мы с Ириной сидели и болтали обо всём. Наталья, узнав о смерти жены у Ильича, которого на самом деле зовут Владимир Ильич, приняла не простое решение для деревни — приехать сюда, чтобы жить с ним. Причина такого решения была совсем махровая — юношеская любовь. Влюбилась в него в классе пятом, когда тот приходил к ним в школу рассказывать о работе в колхозе. Ирина же поехала следом, скрываясь от преследования своего жениха, за которого выходить не хотела, а родители настаивали. Тут и встретилась с Вовичем, который, на самом деле, Владимир Вениаминович. И хочется ей вместе жить, а боится тех, что в гнилом месте обитают. Раз они напугали её ползающую по лесу с лукошком. Еле успокоили. Она теперь боится, а тот с острова ни ногой. Вернее, не хочет оставлять остров и церковь на ней без присмотра. Вот такая вот любовь.
Возвращались мы расслабленные, довольные уже в глубокой ночи. Я как упал на постеленные простыни, так и заснул в чём был — в комплекте нательного хлопкового белья с чёрной звездой и цифрами войсковой части у которой этот комплект был в своё время куплен вместе с ещё ста девяносто девятью комплектами за банку самогона в три литра.
***
Проснулся я от стона. Сдержанного стона из-за стены. Руки невольно скользнули к глазам, протереть их, навести резкость на окружающий мир. Повторный стон затормозил мои руки. За стенкой занимались любовью Наталья и Ильич. Делали они открыто,не стесняясь разносившихся скрипов кровати, шумного дыхания, характерного шлёпанья. Единственным, что сдерживала она, была рвущаяся наружу радость наслаждения. Но радость находила тропки, лазейки, щёлочки выскакивая в мир такими вот приглушёнными стонами. Не знаю сколько времени прошло в темноте избы, наполненной звуками их любви. Мне было не до счёта времени. Серьёзно. Мой член как ракета рвался вверх, вытягивая меня из кровати. Но я держался, кусая губы. Куда пойду? К ним? Как? У вас так тут весело, можно присоединиться? Думаю, что они меня просто бросят на околице деревни. Даже закапывать не будут. Рука, отвечая моим страданиям, милосердно скользнула к члену, стала мять его, стараясь успокоить. Но наглец требовал своего, жадно впитывая её вздохи из-за стенки. Вместе с участившимися стонами, гармонично сочетавшимся с шумным дыханием Ильича, рука моя ускоряла движение, вытягивая изнутри застоявшийся запас. Вот, вот, сейчас. ДА! Фонтан ударил одновременно с их невольным всхлипом, завершающим высший пик оргазма. Сдерживая летящие вверх капли, я прикрывал свой член ладонью другой руки, мысленно видя, как она расслабляется, отпускает зажатое её руками, ногами тело мужчины, хватает воздух ртом. А он лежит на ней, придерживая своё тело, упираясь на локти, вдыхая её запах, наслаждаясь её телом, теплом, своей слабостью. Что теперь мне делать с моими руками, полностью заляпанными и спермой всё ещё вытекавшей из чуть покосевшего члена? Не ползти же в темноте в предбанник мыть руки? Они-то не спят! Сразу поймут, что я всё слышал.
— Иленька, милый. — Шепот из-за стены отвлёк меня от мыслей всё больше набиравшей обороты. — Ты как?
— Превосходно. — Кровать заскрипела. Он ложился рядом. — Ты у меня такая сладкая. Особенно вот это такое сладкое.
— Да, ладно. — Она тихо хихикнула, шлёпнула его по руке. — Человека разбудишь.
— Да, он должен был уже проснуться. Мы с тобой ему по голове кроватью стучали.
— Да?
— Наверно. Только что в этом такого? — Она, вероятно, скорчила какую-то мину на лице — вроде того, что как неудобно. — Он, что не мужик? Ещё какой мужик! Не из этих. Вон как на Ирку с тобой смотрел.
— Да, член у него приятных размеров. — Она чмокнула его. — Но ты супер. Первый.
— И ничего, что на девятнадцать лет старше?
— Для меня, ты знаешь, это не играет роли. Я так. — Она что-то стала ему шептать.
— Ты сказанула! — Он поцеловал её громко, явно демонстрируя, мне лежавшему за стенкой, свидетелю их отношений, свою любовь к ней. — И что?
— Надо в аптеку в райцентре купить тест. — Она беременна от него? Интересно. — Лучше немецкий.
— Поедем, купим. Здорово! А как мы его назовём?
— Или её?
— Неважно!
Видео
Рассказы