Они ещё поговорили немного совсем тихо, а потом затихли. Задремал и я, так и не найдя чем вытереть свои руки. Под утро, в серости избы, я проскользнул на улицу, старательно вымыл свои руки, скрывая следы ночного рукоблудства.
— Мы давно живём. — Она сидела на пороге, держа в руках миску с солеными помидорами. — Детей хотим.
— Дети это хорошо. — Чёрт побери, куда мне в моих кальчиках?
— Садитесь. — Она пододвинулась, освобождая место рядом с собой. Тулуп, накинутый на плечи, распахнулся, показывая голое тело. Я отвёл глаза в сторону, а вот член!
— Ничего, садитесь. — Она усмехнулась. — Ничего в этом нет такого. Мы ведь взрослые люди. Садитесь.
— Ага. — Я сел рядом, стараясь успокоить свой разбушевавшийся аппарат.
Завтрак был превосходным. Признаться, утренние посиделки с ней на крыльце — без всякого там секса, флирта, даже намёка на что-нибудь такое — было прекрасным. После чего внутри меня как завелось что-то. Просто вот так, посидеть рядом, в чем-то наброшенном на голое тело, доверяясь мне, уже давно никакая женщина не сидела. От этого крышу у меня прочно снесло. Честно. Отчего, внутри было очень спокойно и радостно.
Я решил пройтись по деревне — смешавшей в себе старые подворья, новые кирпичные дома и даже попытку втянуть деревню в городской быт — пятиэтажное панельное здание, пугавшее теперь своими черными провалами окон. Деревня же жила своей жизнью. Кто-то рубил дрова, кто-то вешал бельё и, вообще, я был как инопланетянин на вновь обнаруженной планете.
Завернув в поле, что-то давило меня сегодня изнутри, в поисках кустиков, мне пришлось пройти сквозь снопы соломы, собранных в плотный круг на краю поля. Природа веселилась, как могла, наслаждаясь последними тёплыми деньками. Наслаждался и я природой, благо бумажка, последняя пачка бумажных салфеток, обнаруженных сейчас случайно в заднем кармане джинсов, была наполовину полна.
Довольный собой, а ещё больше своевременностью обнаружения кустиков, я пошёл обратно той же дорогой. Смех, призывный смех женщины, затягивающей мужчину в свои сети, уронил меня в стог. Не знаю почему, но я нырнул в стог, вжимаясь как можно глубже в колющую сердцевину. Пара прошла сначала вдоль стога, завернула за него, и только я было собрался вскочить, как она, пятясь, появилась из-за угла.
Они целовались словно это был их последний поцелуй. А потом откачнувшись, стали сбрасывать одежду, высвобождая свои тела. О! Я очень удивился. Да, это же Салтычиха! А мужчину я не знал. Хлопнув её по голому плечу, мужчина затряс членом.
— Давай! Он давно тебя ждёт!
— Витенька. — Салтычиха опустилась на колени. — Ты меня мучаешь.
— Ни хрена! — Он ухмыльнулся, ухватил её за голову. А у неё третий размер, да и какой — правильные плавные округлости заполненные не силиконом, а настоящим живым телом! И плоский живот, бёдра! В одежде она такая бесформенная!
— Не буду! — Она оттолкнула его. — Иди к чёрту!
— Пожалеешь!
— Иди к чёрту! — Она вжалась в сноп, зашарила рукой в поисках одежды.
— А вот теперь пройдись! — Мужик потряс её платьем, трусами. — Пройдись! Сука!
— Зачем я тебя, урода, приголубила? — Она чуть громко крикнула это. Кроме лифчика у неё остались только колготки. — Сволочь!
— Да, пошла ты! — Он скрутил в узел одежду, сунул под куртку. — Сиди, реви!
Вот гад!? Не знаю какая сила дёрнула меня из снопа. Мужик испуганно-удивлённо охнул, сложился, подставляя мне шею. Пускай полежит, очухается!
— Возьмите. — Я протянул узелок с её одеждой. — Возьмите.
— Спасибо. — Какие глаза у неё! Моих лет женщина, очень не дурна собой. А проще говоря, приятная и милая женщина. — Отвернитесь? — Это слово она прошелестела, не поднимая глаз. Ну, да. Одеваться перед чужим мужчиной?
Её мужик так и остался лежать без сознания. Нет, я его не убил, просто уронил самым простым приёмом, которому обучил нас, молодых солдат, выстроив для первой спецфизподготовке, прапорщик Дордюк и который работал всегда без сбоев. Не смея поднять глаз, она шла рядом.
— Давно хочу от него уйти. — Она вдруг остановилась у кустов с ярко красными листьями. — Он только мучает меня. Не женится, не говорит даже о семье. Только пьёт, гуляет. Эх!