— Да ладно, не гони, — сказал Цапа, сидя на корточках на трубе, — нормальные у нее булки. Мне такие, как раз, нравятся, крепенькие. А толстожопые для колхоза. Сисек только у нее почти нет. А булки, чо, булки в порядке.
Паша заработал тазом быстрее, затем остановился.
— Нет, сука, так не пойдет. Когда я подаю тебе в задницу, ты жопу расслабляй. А когда вытаскиваю — сжимай. Как будто сосешь очком, поняла? Всему вас учить надо вот. Вот так. Вот так нормально. Сильней стискивай. Еще. В ход попадай. Раз–два, вход–выход Сжали-разжали
Паша еще несколько раз впечатался ударами между тонких ляжек и шумно выдохнул.
— Стой теперь ровно, не дергайся. Так и стой. Очко сожми и держи. Минус тридцать долларов, у нас все честно. Цапа, еще раз ее прочистишь?
Цапа сидящий на трубе, выдохнул дым.
— Не. Я уже не могу. Я поссать полчаса не могу, не то что кончить. Через часика два, разве что, когда гера попустит. Можем к Лильке с Риткой, кстати, заехать. Как раз время подойдет. Не мотаться же по улице до вечера.
— Мак, ты как?
Мак вынырнул из внутренней сосредоточенности. Перед глазами все еще стояли распухшие, разбитые губы, оконтуренные по краю каемкой засохшей крови. Губы, лихорадочно елозящие по его члену. И невозможность кончить — то ли от героина, плывущего в крови, то ли от панического взгляда белобрысой растрепы поверх всего.
— Я тоже пас. Поехали уже отсюда. Заебало все. И жарко. — Мака изрядно вело.
— Тогда остался только десерт. Цапа, помоги-ка.
Паша сдернул за загривок Тайку с трубы, выгнул за короткие, мокрые от пота волосы, и опрокинул на пол. Девчонка мягко, как набитая ватой, повалилась на спину. Паша аккуратно стащил с члена испачканный с обеих сторон презерватив, удерживая его за ободок. Наступил Тайке коленом на грудь, присел над ней. Цапа подошел и взялся за голову.
— Раздвигай ей ковш. Вот так. Аккуратно, пальцами не лезь, испачкаешься. Отлично. Теперь башку держи.
Мак услышал хрип, потом давящиеся звуки, с трудом открыл глаза и сфокусировал взгляд. Паша сидел на голой «помогале», упираясь между острых грудок коленом. Цапа крепко держал ее за нос и нижнюю челюсть, стискивая лицо в комок стальным захватом.
— Пацаны, она же подавится. Нахуй оно вам надо?
— Ничем она не подавится. Эта акула по жизни все глотала, что в рот попадало. И это проглотит. Вооо я же говорил Пошло, пошло Все, вставай. — Паша поднялся, застегивая штаны — Вставай, блядь, кому сказал?
Тайка с трудом перевернулась на живот, оттопырив испачканные цементом тощие ягодицы, и приподнялась на четвереньки. Оперлась на трясущиеся руки, попыталась стошнить, но церукал держал крепко. Налоксон, впрочем, тоже подействовал — из обеих ноздрей уже изрядно текло. Два часа — самое время для антагониста.
— Ну что, теперь наверх? Давай, Цапа, открывай.
Цаплий быстро вскарабкался по металлической вертикальной лестнице, повозился с задвижной и распахнул люк на крышу. Сквозь проем сразу же кулаком ударило жаркое послеполуденное солнце. Цапа выбрался на крышу здания и заглянул внутрь.
— Давай, полезла. — Паша поднял за ухо голую Тайку с четверенек и подтолкнул к лестнице. Та поставила на нее босую ногу, попыталась уцепиться отбитыми пальцами за перекладину, оторвалась и повалилась прямо на Пашу.
— Бля. — сказал Паша, подхватывая девчонку. — Не доползет. Мак, подсади ее. Сейчас я поднимусь на крышу, мы с Цапой ее вдвоем затянем.
— Как я ее подсажу? — недовольно спросил Мак. — На плечо? У нее после вас изо всех дырок снизу течет. У меня все это на одежде будет. Давай, сам подсаживай.
— За руки ее подайте, я сам вытащу. — Сказал Цапа из проема люка. — Хули она там весит, ссыкуха? Только ноги подержите.
Паша и Мак подхватили девчонку с обеих сторон, оторвали от пола, прислонили к лестнице. Худощавое тело уже лоснилось от пота и сотрясалось в ознобе несмотря на жару. «Налоксон — это перебор, — подумал Мак: дали бы раз под хвост, еще раз по морде, и разошлись».
Цапа ухватился за безвольные руки и, выдохнув, рывком вытащил Тайку на крышу. Проехавшись животом по арматуре, девчонка взвыла.