Тётя Аня

Я её гладил, что-то говорил - хоть и понимал, почему она плачет, - и потом сам заревел. Это был прорыв напряжения, съедавшего нас последние годы.

Мы плакали долго, вжавшись друг в друга, - пока не выплакали всю горечь. Потом - сам собой наступил удивительно интимный момент, - как в детстве, - мы слизывали слезки друг с друга, трогали языками веки, щеки, ушки… Ласки становились все нежнее: мы окунались в привычную стихию...

Наконец я взял уже голенькую Аню - "тетю" Аню! - на руки, и, следуя давней своей мечте, отнес её на руках на кровать.

Мы долго ещё не решались приступить к "тому самому", неистово ласкаясь и оттягивая страшный момент; наконец я почувствовал, что не выдержу напряжения, отстранил Аню, облизывающую меня, - раздвинул ей ножки и разместился между них.

Она слегка задрожала. Мыдавно договорились, что перед "этим" я подведу её к оргазму (старым, родным детским способом - вылизыванием), - чтобы не было так больно.

Я принялся за неё. Очень скоро я почувствовал, что она на грани. "Давай, Максик, давай, миленький" - шептала она. Мне стало жутко: вот оно! - Тот Самый Момент… Сам я изнемогал от желания, но больше всего боялся сделать больно Ане.

Я медленно, осторожно раздвинул губки её писи, и...

- А-а-а-а! - Аня зашлась в оргазме. Я крепился, как только мог, - но не выдержал и, застонав, повалился на неё.

Весь живот её был в моей сперме.

Мы долго не могли отдышаться. "Ну?" - простонала, наконец, Аня, повернулась ко мне и беспомощно улыбнулась, - "мы, кажется, слишком горячие ребята".

- Да-а, - выдохнул я.

- Ты все-таки должен меня продырявить, Максик. - Аня вытерла простыней свой живот, - Мы её сохраним на память. Но на ней должно быть ещё что-то, кроме этого…

- Да. Будет, - пообещал я, чувствуя, что меня куда-то уносит. В ушах шумело, веки отяжелели…

…Мне снилась Аня - на море (мы никогда не были на море), голая, и я тоже - голый. Вокруг нас - люди, нас видят много людей, - но мы стараемся не стесняться их и любить друг друга без помех. Мы - в объятиях, по щиколотку в воде, волны окатывают наши ноги, и от этого - разливается щемящее стыдливое чувство. Сейчас я сделаю ЭТО с ней - и пусть ВСЕ ВИДЯТ!!!..

Большая волна окатила нас - я почувствовал, как влага коснулась моего члена, окатила его - и в нем завибрировала невыносимая сладость…

…Проснулся я от Аниной ласки: она лизала мне член. Вовремя проснулся - ибо был уже на грани второго оргазма. Я едва успел её остановить - сердце спросонья колотилось; я бессвязно объяснял ей, в чем дело...

Аня поняла, молча поцеловала меня в лоб и стала успокаивающе ласкать мне шею, плечи, руки - все, что я любил с детства.

Желание мучило меня, - и вот я вновь раздвигаю ей ноги и впиваюсь языком в её писю, изо всех сил стараясь думать о посторонних вещах - о выпуске, о шутках на свадьбе, о новых знакомых…

На этот раз дело шло не так быстро: Аня была неподготовлена, и я ласкал ее нежно и осторожно. Наконец, я почувствовал, что она вошла в мой ритм, задвигалась, задышала в такт моему языку, - и стал "поддавать жару".

Когда момент наступил, и Аня еле слышно шепнула "Максик?..", - я подвинулся к ней и вошел в неё - решительнее, резче, чем тогда.

Она вскрикнула - "Ай! Больно!". Я в нерешительности застыл, чувствуя пульсирующее желание в себе и в ней. "Давай же, Максик, давай ещё!" - молила, почти стонала Аня. Я вошел в неё ещё на миллиметр; член ощущал плотную преграду. "А-а! Максик, миленький, очень больно!" - закричала Аня со слезами на глазах. "Подожди! подожди немного".

Я замер; мой член до половины был в ней, и я чувствовал нечто влажное - "наверное, кровь", думал я, и мне стало безумно жаль Аничку. Я нагнулся, стал целовать милое личико - оно было соленым от пота и слез.

Аня часто дышала; я чувствовал, что она изнемогает от желания, но боялся продолжать.

- Давай, Максик, - прошептала Аня, и я пошевелился. - Нет, не так… давай - лучше я…

С этими словами она обхватила меня руками за попу и стала подталкивать к себе. Лицо её сморщилось, она стонала - ей было больно, - но она продолжала вводить меня в себя, закусив губы. Я превратился в послушное орудие, стараясь не помешать ей.