Тётя Аня

В "наших играх" мы были неистощимы на изобретательность. Каждая игра начиналась с преодоления внутренней дистанции, возникшей за время воздержания. Некоторое время мы просто были рядом, - трогали друг друга, болтали и смеялись; потом - потом кто-то из нас делал первый эротический шаг, и "игра" начиналась.

Мы бегали по комнате, ласкаясь и кувыркаясь, играли в разные сюжетные игры - призом был оргазм; боролись - наказанием потерпевшему был опять-таки оргазм; красили друг друга гуашью, акварелью и кремом от торта; на природе - катались по траве, лужам и песку, строили друг у друга на голове башни из грязи, травы и камышей. Мы применяли к нашим писям все предметы и инструменты, какие находили; то, что мы были вдвоем, ограничивало наши фантазии - мы не хотели сделать друг другу неприятно, и потому умудрялись не навредить себе.

Вагинальным сексом мы не занимались - согласно нашему уговору. До самой нашей свадьбы Аничка осталась девушкой.

О существовании предохранения я узнал очень скоро - в первый же "наш" год, - но с Аней разговора о сексе не заводил, подчиняясь молчаливому "табу" нашего негласного уговора. Мы удовлетворяли друг друга вспомогательными способами, все более изощряя их… Потом, в годы супружества, "настоящий" секс открыл нам огромный простор для экспериментирования.

Мы любили обсуждать нашу первую брачную ночь, придумывали разные её сценарии; я знал, что Аничке будет больно, и изобретал разные способы эротической анестезии. Такие мечтания часто оканчивались ласками и оргазмами, но в разговоры о досвадебном сексе никогда не переходили.

Мы оба умели мастурбировать, и учили друг друга новым способам самоублажения, приходившим в голову: я открыл Ане прелести душа, грязи, вибраторов; один раз я даже намазал её писю сметаной, и её вылизала кошка - Ане было очень приятно, но оргазма не вышло; Аня раскрыла мне секреты рукоблудия - она созналась, что ей показал их один мальчик, - ещё "до нашей эры", - но уверяла, что ни поцелуев, ни ласк у неё с ним не было; я верил ей. У нас был уговор: в одиночестве мастурбацией не заниматься - чтобы накопить желание для "наших игр". Иногда в головке накапливалась невыносимая сладость, и я не выдерживал…

Благодаря тому, что "наши игры" случались нечасто - иногда приходилось ждать долгими месяцами - эротика не стала для нас обыденностью и всегда имела характер сладкого, долгожданного праздника, а наша нагота и половые органы были окутаны необходимым ореолом тайны и запретности. В обычные наши "воскресенья" мы иногда дразнили друг друга, называя их условными обозначениями, которые придумывали сами - "как поживает тетя Пиппина?", - "Прекрасно, передает привет любимому дружку" и т.д., - чтобы "взрослые" не догадались. Оргазм назывался у нас "большой взрыв". Ожидание "наших игр" было мучительным, но я понимаю, какую положительную роль оно сыграло.

Мой ранний эротический опыт повлиял на мое созревание: уже в 10 лет у меня - первого в классе - ломался голос; следующим летом я был, как я помню, уже полноценным мужчиной (в эротическом смысле): лобок и яички обросли волосами, как у тети Ани, а член возбуждался и был готов к оргазму, как у зрелых мужчин. Тетя Аня очень умилялась моему созреванию, следила за ним и радовалась, когда обнаруживала на моем теле новые свидетельства ему. Она ласкала мою мошонку и приговаривала: "мой мужчина… мой настоящий, взрослый мужчина…"

В 11-12 лет я стремительно вытянулся, и в лето, последовавшее за окончанием 7-го класса, был уже выше тети Ани. Тогда я впервые ощутил наслаждение власти над женским телом, сжав сильными руками податливую тети-Анину фигурку и почувствовав, что она - как воск в моих руках. Именно тогда мне впервые смертельно захотелось ВОЙТИ в тетю Аню, - не удовлетворить желание, а именно ВОЙТИ в любимую женщину, соединиться с ней. Но пришлось терпеть ещё долго…

Мы с тетей Аней развили друг в друге очень острое чувство тела: я чувствовал, где и как нужно приласкать, почесать, погладить, чего хочет тетя Аня в данный момент, - её желания были токами, безмолвно перетекавшими из её тела в моё; то же самое чувствовала и она ко мне. Впоследствии - когда мы учились настоящему сексу - это нам очень помогло.

Наши отношения с противоположными полами были предметом недоумения наших знакомых и близких. Меня дразнили, что я "не дружу с девочками", - но они меня не интересовали. Меня оставляли равнодушным и таинственные разговоры о сексе, тайные просмотры журналов и открыток - я уже давно знал женское тело во всех его деталях и тайнах. В конце концов - от меня отстали…

Тетя Аня расцвела в небывалую, неописуемую красавицу: фигурка пухленькая, но не слишком - воздушная, с безупречным контуром талии и бедер; грудь - большая, упругая, удивительной красоты и трогательности; личико тонкое, прозрачное, с легкими веснушками; огромные голубые глаза, готовые удивляться и радоваться всему на свете, - с ресницами, светлыми и пушистыми, как одуванчики, - и золотисто-рыжие кудряшки, тонкие и блестящие, как паутина, отраставшие все длиннее и длиннее: когда мы познакомились, они были ниже плеч, но спустя 5 лет отросли почти по пояс. Я её поддразнивал: "в мелки кольца завитой, хвост струится золотой". Аничка была похожа на ренессансных мадонн… (она и сейчас на них похожа - в свои 47).

От ухажеров не было отбою. С некоторыми она встречалась и "ужинала", вводя меня в ревнивые подозрения; но я слишком безоглядно ей доверял, чтобы ревновать всерьез. Потом, при встрече, она мне подробно и насмешливо рассказывала о них. Её женское естество требовало выхода, и она находила его в невинном флирте; никаких поцелуев, не говоря об эротике, не было, - и я верил ей. Её забавлял доверчивый эгоизм парней, "озабоченных женским запахом", как она говорила. Ревность моя имела скорее игровой характер: она дразнила меня, я - её, делая вид, что совершенно не возбуждаюсь от её ласк. Но долго притворяться не получалось…

Её насыщенная эротическая жизнь со мной была её сладкой тайной, которой она гордилась (да и я тоже). Мои родители несколько раз говорили о том, что, мол, "как жаль: такая красавица - до сих пор не замужем"; я отмалчивался....

Мы были в курсе всех дел друг друга; за все это время у нас не было ни единой тайны, ни одной недомолвки друг перед другом. Случались небольшие ссоры и обиды, но ни одна из них не длилась дольше часа, после чего следовали примирения - с поцелуями и (если мы были одни) бурными ласками.

Аничка воспитывала меня - без принуждения, ласковыми советами и примером; никогда я не чувствовал раздражения или подавления; её превосходство "в жизни" казалось мне естественным, а моё самолюбие находило выход в "наших играх", где мы были полностью равноправны. Она делала со мной уроки, объясняла мне школьные предметы; эти уроки в обнимку - одно из самых нежных воспоминаний моего детства. Потом, когда я стал старше, инициатива незаметно, подспудно перешла ко мне, - и уже я советовал и помогал: тетя Аня часто бывала так беззаветно добра и альтруистична, что забывала о себе…

Наша любовь - единственный в истории пример, известный мне, когда жена собственноручно воспитала себе мужа - с рождения и до самой свадьбы. И это ничуть не повлияло на гармоничность семейных отношений.

5.

Конечно, наши отношения были видны, и взрослые относились снисходительно к этой странной дружбе мальчика со своей тетей.

Но потом, когда я стал взрослее, и мы вдвоем воспринимались ужене в качестве "тети с мальчиком", а "девушки с парнем" - начались разговоры...

Не буду передавать всех подробностей моей войны за тетю Аню. Со мной вначале "говорили" - сперва "доверительно" (пытливо заглядывая в глаза), затем "строго"… Потом подозрения стали усугубляться - кто-то подсмотрел наш поцелуй (а поцеловались мы впервые - по-настоящему, взасос, с язычками - когда мне было 13, а ей - 19. Инициатором была она), кто-то подслушал, как мы разговариваем наедине…

Тете Ане запретили встречаться со мной. Вначале пытались вести деликатную политику - но потом, когда наши протесты раскрыли все умолчания, - тогда в ход пошли репрессии. В жизни тети Ани наступили темные времена: её посчитали растлительницей малолетних, устроили "проработку" в комсомоле; у неё начались осложнения в институте (потом она все-таки восстановилась в нем - и окончила с отличием). Меня считали "несознательной жертвой" - несмотря на все мои протесты и поддержку тети Ани.

Потом тетю Аню увезли из Москвы. Связано это было якобы с работой её родителей…

Мы списывались "до востребования". Аня была в отчаянии; я, исполненный подросткового оптимизма, был уверен, что "наша возьмет". И не ошибся. Через пару месяцев семья тети Ани все-таки вернулась в Москву. Это было сделано опять же под прикрытием родительской работы, - но я знал, что тетя Аня все-таки растопила лед.

Это было, когда я учился в 11 классе. Мне было 17 лет, ей - 24. Она была удивительно красива, и как будто бы не взрослела: мы словно сравнялись с ней в возрасте. Кто видел нас - принимал за сверстников. Это было удивительно, и мы сами с удивлением и не без труда осваивали новые для себя роли.