— Барин, родненький, хороший, возьмите меня обратно! Мочи нет! Я что хотите для вас делать буду! Пол языком чистить! Помои руками выскребать! Воровать перестану, вот те крест! — Никитка истово перекрестился на портрет Вольтера.
— Не верю, не божись. Ты откуда такой явился?
— Пошел я от вас, барин, в люди. Хотел в гостиницу устроиться половым, а там местов нет. Нанялся я в трактир. Грубость, нечистота, работы край! Будят чуть свет, и потом до ночи на побегушках: подай-принеси. Хозяин приставать стал. Ну, я не дался. И прогнал, паскуда, не заплатив. Он мне вот морду-то и разукрасил.
— А почему ты не дался?
— Мужик сиволапый, вонючий, а все туда же, — презрительно процедил Никитка. — Я только вам, барин, могу одолжение сделать.
Тронутый до глубины души лакейской преданностью, я смягчился. В конце концов, разве мы не в ответе за тех, кого мы приручили?
— Ладно уж, оставайся. Спать будешь на кухне. Чтоб в чистых комнатах я тебя больше не видел! Никаких мне от тебя одолжений не надо.
— Конечно, у вас тут теперь кралечка.
— Молчи! Сам ты кралечка. И когда только дерзить перестанешь?
— Простите, барин, великодушно! Больше никогда рта при вас не раскрою!
— Как же, так я тебе и поверил. Ступай.
Никитка, однако, не только не ушел, а наоборот, стал подползать ко мне на коленях.
— Я у вас, барин, просить как не знаю. Ради Христа! Я вам все сполна отработаю!
— Ты говори яснее! Деньги что ли нужны?
— Жалованье свое прошу вперед. Я понимаю, что не заслужил, да только край! Не на кого больше надеяться. Мамка моя хворая, работать не может. Нас у нее двое, я, да сестрица. Сестрица, Надюша, в доме на Большой Почтамской служит
— Это полненькая такая? Кудри как у тебя?
— Да, только сейчас она там не работает. Заразилась дурной болезнью, сифилью, а хозяйка убыточную держать не станет. Вернулась к матери и живет. Им уход нужен, деньги на лечение, а у них есть нечего.
— Сколько?
— Пока рублей сорок хватит.
— Ты столько не стоишь! Ладно, держи, сестре скажи, как вылечится, пусть приходит благодарить.
— Это уж всенепременно! — воскликнул мигом просиявший Никитка и, зажав деньги в кулаке, подпрыгнул чуть не до потолка.
Вечером я пошел проведать барышню. Она лежала тихо в темной комнате, но чувствовалось, что она не спит. Я молча лег рядом, не касаясь её. Мы пролежали так довольно долго, пока я не решился нарушить молчание.
— Эжени, прошу вас, дайте мне вашу руку.
Она послушалась. Я провел её кистью по своим глазам, с бесконечной нежностью приложил ладонь к губам. Рука была как мертвая.
— Вы боитесь?
Видео
Рассказы