Вендетта

- Ррррхххх! – прохрипел комок грязи и закашлялся. - Рыйхххх... Рэйчел, - произнесла она с третьей попытки.
- Заговорила!.. Ты моя умница! А меня Корндайк. Дэйв Корндайк. Лет-то тебе сколько?
- Хххыыых... хыхнадцать. Скоро будет…
- Фьюууу! – присвистнул Корндайк. - А скажи-ка, Рэйчел... чего это те ублюдки хотели запроторить тебя к праотцам?
Но Рэйчел вдруг громко разревелась, набычив голову, как маленькая. Одна рука ее вцепилась в Корндайка, как котенок, другая пыталась размазать слезы кулаком.
- Ээээ! А ну прекрати это дело!.. Сейчас грязи в глаза натащишь, ищи потом тебе капли... Нет, так дело не пойдет. На тебе столько грязи, что я не понимаю, где у тебя голова, где ноги. А ну-ка... сможешь стоять?
Корндайк поднял ее, с трудом поставил на ноги - и стал счерпывать с нее грязь, облепившую тело Рэйчел слоем в полтора дюйма.
Комья грязи с чавканьем шлепались ей на ноги, и через секунду Рэйчел стояла в густом пудинге. Грязь была плотная и липкая, как тесто, иссиня-чернильного цвета с лиловым отливом, и пахла нефтью; подсохшие участки резко выделялись светлыми пятнами, как глазурь.
- Я знаю эту грязь, - бормотал Корндайк, скользя руками по телу Рэйчел, - она въедается что в кожу, что в одежду… и воняет, как дегтярная яма. Индейцы сиу используют ее для заживления ран, и как цемент, и как краску для вигвамов и для своих тел... Она, когда подсохнет, становится бело-голубой и яркой, как луна. В ней чертова куча соли, и телу от нее волнительно и томно, как от ëб... то есть… Проблема в том, Рэйчел, что ближайшее место, где мы могли бы вымыться - в ста милях отсюда, в Сорроубэнке. Ни к Пайю-Ривер, ни к Чункга-Ривер, ни к какой другой зыбучей речушке мы не подберемся. Да я и не знаю троп… А в Фэйксвилл, в это логово остроголовых, тебе лучше не соваться. Ведь так?
Рэйчел всхлипывала, пока Корндайк снимал с нее грязь. Его руки скользили по голым бедрам, животу, груди, забирались между ног и ягодиц... Пудинг опавшей грязи уже накрыл ступни Рэйчел, а сама она похудела вдвое, став гибкой и длинноногой.
- Ну-ка, ну-ка... - бормотал Корндайк, осторожно снимая грязь с ее лица. Рэйчел смотрела на него темными, бархатными глазами. В горле у Корндайка вдруг набух влажный ком; нежность момента кольнула их обоих, хоть Корндайк говорил Рэйчел самые обыкновенные слова: - Ну-ка... В волосах мы тебе грязь оставим, это как раз хорошо: сверху подсохнет - будет шлем, от солнца защитит тебя... Только они длинные, надо бы их повыше... Сейчас мы их замесим тебе, как саман, и подвяжем, и облепим тебе головку... вот так... А теперь вокруг глаз... осторожно! не моргай!.. Таким кремом ты еще не мазалась, - шутил он, освобождая от грязи веки и ресницы.
То, что проступало из-под бугристого панциря, было пропорциональным, плавным, по-детски тонким - и пожалуй, красивым. "Черт подери", - думал Корндайк... Составить полное представление о внешности Рэйчел было невозможно, так как грязь не стиралась с кожи, и вся Рэйчел была иссиня-черного цвета, будто выкупалась в чернилах.
Ее грудки с острыми вытянутыми сосками были совсем небольшими и твердыми, как недозрелые персики, но фигурка уже развилась вполне по-женски, стекая от талии к бедрам тяжелой каплей. Корндайк еще никогда не видел таких юных девушек голышом, - и тем более никогда не трогал их за голые интимности. Все женщины, которых он ласкал, были зрелыми шлюхами, красивыми и прожженными… Умиление набухало в нем, пока он скользил ладонями по гибкому телу, по крепеньким грудкам, счищая грязь вокруг сосков, забирался пальцем в тайную щелку, выковыривая оттуда липкие комья, и говорил Рэйчел всякую ерунду, чтобы отвлечь ее и себя от пронзительной стыдности момента... Его член давно уже зудел под штанами, и Корндайк злился на себя - "как можно думать о похоти в такой момент?" У него возникло странное и гордое чувство скульптора, рождающего чудо красоты и юности из бесформенной грязи...
Рэйчел то и дело всхлипывала, пошатываясь в стороны, и наконец разревелась, вновь повиснув на Корндайке.
- Погоди! Я еще не дочистил поп... Рэйчел!
- Я живая!!! - говорила она сквозь слезы. - Я здесь, я живая, я... я снова вижу небо, я...
- Живая, а какая же еще? - бормотал он ей, усаживая рядом с собой.
Он не замечал, каким голосом говорит с ней, - и если бы ему, драчуну и сквернослову, сказали, что он нежен, как нянюшка - Корндайк сильно удивился бы...
- Я ведь уже умерла!!! Я умерла… ТАМ...
- Ну где ж ты умерла? Просто побыла немного хрюшкой, и все, - улыбался он ей, прижимая к себе скользкое тело.
- Я умерла, а вы воскресили меня... Мистер Корндайк, я отплачу! Я по гроб жизни... я... я не могу передать, как я благодарна вам - но мой отец, Айзек Эбенэтар…* он сделает для вас... Он отдаст вам все! Мистер Корндайк!..
- Ну, ну что ты несешь? - бубнил Корндайк, морщась от неловкости. - Эбенэтар? Теперь понятно...** Но я еще не слышал, чтобы они топили таких нежн... Рэйчел! Ну слушай, хватит реветь! Береги силы: у нас впереди еще дальняя дорога.
_____________________
*Испано-еврейская фамилия. - прим. авт.
**Ку-Клукс-Клан, ультранацистская организация в США, занималась истреблением темнокожих и евреев. - прим. авт.
- Куда? - подхватилась Рэйчел.
- Для начала в Сорроубэнк, к озеру, где мы вымоем твои нежные лапки, волосы и все прочее...
- Нет! Я не могу! Мне надо к Ларри! Ларри не знает, что со мной, он... Он с ума сходит, наверно! Мне надо скорей, скорей к Ларри!..
- Так и знал, что не обошлось без какого-нибудь Ларри, - проворчал Корндайк. - Что за Ларри?
- Ларри... Лоуренс Хэвисайд. Мы... я... я люблю его, - тихо и гордо сказала Рэйчел.
- Фьюуууу!.. - снова присвистнул Корндайк. - Хэвисайд? Сынок Эллайи Хэвисайда, главаря местных остроголовых? Вот теперь уж точно все понятно! Ну тебя и угораздило, детка! Неужели не нашлось больше в кого втюриться?!
- Ларри и я любим друг друга!!! Мы сбежим отсюда, мы будем жить вместе в шалаше в горах, он говорил... Он будет охотиться, а я...
- Ну... - начал было Корндайк, но вовремя осекся, прикусив язык.
Некоторое время он мрачно улыбался, глядя прямо перед собой и поглаживая Рэйчел по телу.
Близость ее интимных уголков, которые можно было трогать сколько угодно, вливала в него щемящие токи, которые незаметно скапливались в яйцах и в члене, набухшем под штанами... Повернув голову, Корндайк смотрел на острые сосочки Рэйчел, которые были совсем рядом, в двух футах от его лица. Грязь на них подсохла, и они белели глазурированными орешками. На бедрах и на лобке он увидел неснятые комья грязи - и воспользовался этим, чтобы снова коснуться ее раковинки. Рэйчел раздвинула ноги, и Корндайк, сгорая от давно забытого волнения, мял ей стыдные лепестки, как бы счищая с них грязь. "Кажется, там липко и влажно не только от грязи... или я ничего не понимаю в этом".
Рэйчел задышала чаще, раскрыв губы, белые от грязевой корки... Грязь подсохла на ее лице бело-голубыми полосами, выделив брови, губы, нос и кожу вокруг глаз на чернильном фоне. Получилось, что ее лицо было разрисовано черной и белой краской. Этот пестрый грим смотрелся смешно и умилительно…
Забывшись, Корндайк задержал руку в липкой раковинке. Рэйчел прижалась к нему, а он гладил ее, удерживая между ног. Между ними снова звенела интимность, очевидная им обоим, - и тихие всхлипывания Рэйчел уже очень походили на "тот самый" стон...
Внезапно Корндайк ощутил такое дикое возбуждение, что у него потемнело в голове.
Никогда еще он так не хотел женщину, никогда еще его член не рвал так яростно штаны... С силой сжав Рэйчел, он вдруг отпустил ее и встал:
- Нет, детка, Ларри придется подождать! Ничего с ним не случится, и с тобой тоже. Нечего тебе сейчас делать в Фэйксвилле! Что, снова в топь захотела? Один раз казнили - казнят и второй... Тем более... хороша ты будешь голышом в родном городе! Одеть тебя мне не во что - платьев, сама понимаешь, с собой не вожу, есть только дождевая накидка. Нет, влюбленная моя детка, придется тебе ехать со мной в Сорроубэнк. Там ты отмоешься, отъешься, отоспишься, - и если надо, туда к тебе приедет твой Ларри. Я что, зря работал? Только вытащил тебя с того света - а ты уж и обратно собралась?..
Рэйчел смотрела на Корндайка, перестав плакать.
- Вот что: мы сейчас перекусим. У меня есть олений язык, копченый, индейский, еще не протух. Погоди-ка...
Зайдя за косогор, он расстегнул штаны, опорожнил мочевой пузырь, с трудом выталкивая мочу из набухшего хозяйства, затем сложил пальцы в колечко, заскользил ими по головке члена - и зарычал, выплескивая из себя обжигающее напряжение.
Белые брызги отлетали на шесть футов - а Корндайк хрипел, представляя, как он ебет нежную Рэйчел, всаживаясь ей в самые потроха...
- ...Какая ты забавная! - кричал он ей, возвращаясь с мешком еды. - Черные пятна, белые пятна... Ты как пегая собачка или буренка!
Рэйчел встала, осматривая себя. Пятна влажной и подсохшей грязи так причудливо чередовались на ней, что она действительно была похожа на смешного черно-белого зверька. Корндайк так заразительно улыбался ей, что Рэйчел тоже заулыбалась:
- Вы тоже с пятнами! Вы белый пес! - крикнула она, вертясь вокруг себя и заглядывая себе за спину.
- Ну, почти... Давай-ка отобедаем, да в путь. Солнце-то уже садится. Миль тридцать сделаем сегодня...
Когда они поели, Корндайк достал плащ-накидку, замотал в него Рэйчел, затем подозвал коня.
- Ну, малышка, полезай... - Он подсадил Рэйчел, глядя снизу на створки раковинки, раскрывшиеся ему, когда Рэйчел седлала коня. Там были тонкие лепесточки, просвечивающие розовым сквозь белую корку... - Сиди, а я сейчас. Как я понимаю, эта херня сколочена специально, чтобы отправлять вашего брата на тот свет? Оставлю-ка я остроголовым небольшой сюрприз...