Вендетта

...Слух не обманул его. Осторожно подойдя к краю глинистого откоса, за которым стоял его конь, Корндайк увидел, как группа всадников, прибывших сюда, спешивается, выстраиваясь в процессию.
Их длинные шутовские колпаки торчали отчетливо, как пики. Да, кто бы не прибыл сюда, в любом случае лучше не высовываться, - но с Ку-Клукс-Кланом точно не стоило иметь дел.
Корндайк пригнулся пониже. Солнце припекало, как в аду, и он мысленно ругал остроголовых, не давших ему перейти в тень.
Из его укрытия ему хорошо было видно, как процессия движется по дощатому настилу, сколоченному над топью. Присмотрившись, Корндайк чуть не свиснул от удивления: с ними была тоненькая девушка, темноволосая и совершенно голая. Ее фигурка, нелепая среди серых балахонов, выделялась на их фоне восковым пятном. Остроголовый, шедший за ней, толкал ее винчестером в спину.
Дойдя до странного трапа, нависшего над трясиной, как трамплин для ныряния, процессия остановилась. Несколько человек нагнулись, и Корндайк с удивлением увидел, что трап раскладной: ку-клукс-клановцы откинули сложенную половину, вытянув его вдвое.
"Что за хрень такая? Зачем трамплин над топью?", думал Корндайк, все еще ничего не понимая.
Остроголовый, шедший во главе шествия, встал в торжественную позу и поднял винчестер дулом вверх. Остальные сделали то же самое. Он что-то говорил, и до Корндайка долетали обрывки слов:
- По законам... опозорившая... потоплением в трясине... Божий суд... да свершится...
Конвоир подтолкнул голую девушку к трапу, и та двинулась вперед, спотыкаясь на каждом шагу. Корндайк наконец понял, что присутствует при казни, и у него екнуло в потрохах. Он вскинул было винчестер - но тут же пригнулся обратно.
Пересчитав остроголовых, он выругался: тринадцать вооруженных ублюдков на одну голую девушку - не слишком ли много? "Чтоб вас не выдержала гать", думал он... Можно было, конечно, пристрелить парочку - но пять патронов против тринадцати стволов... к тому же здесь, в трясинах Куиксэнд-Риверз? Еще раз выругавшись, Корндайк застыл, наблюдая за казнью.
Конвоир, подведя девушку к краю, застыл и обернулся на главаря. Тот сказал ему что-то, и конвоир, помедлив, с силой толкнул девушку вперед.
Она слетела с трапа, с криком упав в чавкающую жижу - и сразу увязла в ней по грудь.
Руки ее тянулись к трапу, но конвоир отбежал назад, и несколько остроголовых сложили трап обратно. Корндайк видел, как девушка медленно погружается в трясину. Он не слышал, кричала ли она, и только видел, как руки ее шлепали по поверхности жижи, пытаясь выплыть или хотя бы задержать всасывание. Когда она увязла по шею, Корндайк расслышал плач, тихий детский плач, - и выругался трехэтажным забористым, едва заставив себя усидеть на месте. Остроголовые наблюдали, как голова, белеющая на буром фоне, постепенно уходит в жижу.
И только когда они торжественно выпалили в воздух, сошли с настила, оседлали коней и скрылись за косогором, Корндайк вскочил и ринулся к коню.
Девушка уже скрылась под жижей, но Корндайк мчался к настилу, надеясь неведомо на что. Оставив коня рядом, он схватился за трап, разложил его, ругаясь, как каторжник, подбежал к краю - и стал тыкать прикладом винчестера в то место, где, как ему казалось, утонула девушка.
Он не успел рассмотреть ее лица и тела. Он не знал, за что ее казнили, и не знал, почему хочет ее спасти. Тыкая прикладом в густую жижу, он месил ее, как тесто, оставляя глубокие разводы...
***
...Из нее сам собой лез плач, глупый, беспомощный девчачий рев, и она ничего не могла с ним поделать, всхлипывая, как маленькая.
Когда месиво подтекло к носу, она старалась запрокинуть голову назад, чтобы дышать еще хоть какое-то время. В глаза било солнце, и они упорно закрывались, хоть ей и хотелось взглянуть напоследок на небо. Но уже нельзя было повернуть голову, и она просто дышала, думая о том, что скоро, совсем скоро не сможет этого делать. Она вспоминала, сколько могла продержаться без воздуха, и пыталась прочувствовать минуты или секунды, отделяющие ее от конца.
В голове мелькали мысли о том, как с нее прилюдно содрали одежду, как она осознала себя голой, осознала, что все видят ее розовую пипиську... Глупые, лишние мысли. Уши давно залепило жижей, и все вокруг заглохло, как в сундуке. Почувствовав, как в открытый рот затекает грязь, она поняла, что ей остались считанные вдохи, и забрала воздух густо, как только могла - до головокружения, до искр в закрытых глазах. Грудь больно сдавилась, и пришлось немножко выдохнуть; спохватившись, она попыталась вдохнуть снова - и сжала легкие в спазме, почувствовав, как в ноздри вместо воздуха лезет грязь.
Все ее лицо было уже под жижей, скрывшей дневной свет. Осознав это, она почувствовала, как ее распирает отчаянный плач, и надулась изо всех сил, не выпуская из себя воздух. Пытаясь освободить нос, она начала отгребать грязь с лица - но у нее ничего не получалось. Воздух быстро исчерпался, и уже очень хотелось вдохнуть...
Она думала о том, что через минуту умрет, что она уже умерла для всех - и то, что она еще жива, еще думает и чувствует что-то здесь под грязью, уже никого из живых не касается... Вдруг прочувствовав свое умирание, она хотела крикнуть - но рот немедленно набился грязью, а из легких вышел драгоценный воздух. Ее залила паника, липкая и вязкая, как грязь во рту, и руки отчаянно забились, разгребая жижу над головой. Она уже не понимала, выходят ее руки наружу или нет, и билась из последних сил, увязая в душном, глухом, тягучем мареве. Она знала, что умирает, но не могла и помыслить, что это будет так отчаянно страшно, - и билась, как зверь, в черной пустоте без верха и низа, и руки ее пытались ухватиться хоть за что-нибудь - за грязь, за воздух, за пустоту...
Внезапно рука ее задела что-то твердое.
Обожженная надеждой, она попыталась уцепиться - и с какой-то попытки ей удалось крепко сжать твердый предмет, выскальзывающий из рук.
Ухватившись, она почувствовала, как он тянет ей руки, отходя от нее - и еще крепче вцепилась в него, сжав пальцы в судороге боли. Воздуха уже не было - но предмет зафиксировался в руках, и кожа ощутила движение тела в грязи... "Тянут наверх?.." Эйфория надежды ударила в голову, и она отчаянно, из последних сил заработала ногами, пытаясь вытолкнуться наружу.
Внезапно ум, темнеющий от духоты, осознал свет в глазах. Сам собой раскрылся рот - и в него вошел воздух, который она с хрипом вдохнула, давясь комками грязи...
***
...Вдруг Корндайк ощутил, как винчестер дернулся. "Клюет" - пронеслась глупая мысль; в сердце кольнуло, и Корндайк изо всех сил уперся свободной рукой в трап.
Доски трещали, и Корндайк отчаянно бранился, подтягивая винчестер все выше. Груз под грязью двигался к трапу, но никак не выныривал на поверхность. "Вот вытащу сейчас - а там чертяка, или чудо подземное... гы-гы-гы", думал Корндайк и нервно смеялся, глуша лишние мысли. Еще, и еще, и еще немного…
Наконец чернильная муть вспучилась, и в ней показался липкий бесформенный бугор.
"Кактус в жопу, ...!" - ругнулся Корндайк, не сразу поняв, что это голова. "Неужто и впрямь чертяка?" - думал он, таща что есть силы бугор к трапу; а тот с чмоканьем вынырнул из жижи - и вдруг в нем прорезался рот, с хрипом хватающий воздух.
- Живая! - крикнул Корндайк. – Йехххооууу!.. Давай, давай, девай, детка, держись! - радостно орал он, подтягивая ее к трапу, - Давай-давай-давай, работай ножками, ножками работай, дрын тебе в жопу! Давай-давай-давай, - хрипел он, подтягивая к себе винчестер, как канат, пока не ухватился за черные липкие лапы, сразу сжавшие его до боли. - Ээээ, ты что!.. Давай-давай, я тебя держу, давай, цепляйся давай, цепляйся, детка... - бормотал он, пытаясь удержать руки, выскальзывавшие из его ладоней.
Наконец их пальцы сцепились плотно, как петли, и девушка потянула его с такой силой, что Корндайк чуть не свалился в трясину. - Ээээ! Твою мать раздолбай нахер дьяволу в жопу! - орал он, едва устояв на краю. - Давай, давай, вот сюда, детка, к трапу... да ты не слышишь ни хера?
Голова, ставшая бугристым комом грязи, не имела ни ушей, ни глаз, ни носа, а имела только рот, жадно глотавший воздух. Сжатые пальцы не желали отпускать Корндайка, и ему пришлось тащить девушку до тех пор, пока трап не уперся ей в шею, и она сама не ухватилась за него, вцепившись в доски мертвой хваткой.
Какое-то время она висела на них, привыкая к дыханию, затем попыталась отпустить руку и прочистить веки. Проморгавшись, из грязевых щелочек на Корндайка уставились глаза.
- Привет! - сказал им Корндайк, залитый потом и грязью. - Так и будем тут?.. А ну работать! Давай-давай-давай, - торопил он ее, подтягивая за плечи. Никак не получалось выбраться; тогда он сгреб ей грязь с того места, где, по его предположениям, были уши, и сказал ей:
- Подтягивайся руками за доски, а я буду тащить тебя под микитки. Вопросы есть? Нет? Тогда пошла! Вперед!..
После долгих усилий, пыхтений и ругательств наконец раздался громкий чмок, и девушка упала грудью на трап, высвободив бедра. "Ну конечно - с женской-то кормой...", думал Корндайк, глядя на ее фигуру, выгнутую песочными часами.
Дав ей отдохнуть, он снова ухватил ее под мышки. Девушка взялась за его плечи - и с хрипом, с чавканьем, с хлюпаньем выдернулась наружу с ногами, упав на колени.
"Я сделал это", подумал Корндайк, не веря сам себе.
- Йййееесссс!!! - крикнул он, подпрыгнув на трапе. Трап крякнул, треснул и стал медленно оседать в трясину. - Ээээй! Дьявол! - заорал Корндайк и, ухватив девушку за что попало, потащил ее к помосту.
Они едва успели прыгнуть на помост с досок, отпадающих в топь. Девушка бессильно повисла на Корндайке, обхватив его дрожащей хваткой. Ноги не держали ее.
- Ну, детка, ну все уже, все... Живая... Все хорошо, - бормотал Корндайк. Липкое ее тело выскальзывало из объятий, оползая вниз. - Э нет! Так ты грохнешься обратно. А ну пошли! Пошли отсюда! Повезло нам, что тут шкварит, как у сатаны на кухне. Остроголовых припекло, и они смылись, когда ты еще не... Идем! - Корндайк потащил ее к твердой земле, и девушка волочилась за ним, едва перебирая ногами.
Доведя ее до тени, Корндайк усадил ее и сел рядом. Девушка завалилась на него, и он обнял ее за плечи.
Собственно, то, что это девушка, он знал только потому, что видел ее до казни: сейчас это был просто кусок живой грязи. "Не мог же там плавать еще кто-то", мрачно шутил про себя Корндайк, глядя на бесформенную фигуру, слепленную из плотных чернильных комьев. Где-то под ними были волосы, нос, соски и другие рельефные части тела - но видны были только глаза, глядящие сквозь козырьки грязи на ресницах, и рот, непрерывно хватающий воздух.
- Чего ты ртом?.. У тебя уже нос есть. Давай, а то пасть пересохнет - воды не напасешься. А ну закрой рот!
Но ничего не получалось: забитый грязью нос не хотел дышать.
- Так!.. А ну-ка сморкайся!.. Одну ноздрю зажала, вот так, - Корндайк приложил ее руку к носу, - Ну!.. Будто у тебя сопли!.. Давай! Вот молодец малышка! Теперь другую... Ну вот! Совсем другое дело! Я сейчас принесу воды, а ты сиди и не падай, слышишь меня? Слышишь?
Корндайк сбегал к коню, отвязал мех с водой, наполнил флягу и дал девушке.
- Вначале прополощи рот, слышишь? Не глотай! Не глотай, говорю!!! А ну... Буль-буль-буль!.. Вот так... И еще... А ну открой рот! Шире! Чисто? Вот теперь пей. Пей, детка, пока есть, что пить. Жаль, не могу предложить тебе ничего покрепче... Тебя как зовут-то?