- О, да; ещё как!
Миссис Бенсон поднимается, подходит к окну, тянет вниз жалюзи, затем направляется к двери и поворачивает в ней ключ. Возвращаясь к креслу, она так высоко задирает своё платье, юбки и сорочку, что выставляет наружу всю себя до середины живота; и садится, откинувшись назад и основательно раздвинув свои бёдра.
- Что ж, мой дорогой мальчик, взгляните на это, если желаете.
Куда девается моя былая застенчивость. Природа побуждает меня к акту галантности, который несомненно пришёлся бы леди по нраву. Пав на колени, я приклеиваю свои губы к восхитительному пятну, втискиваю свой язык как можно дальше, и сосу это.
Весьма отважный поступок: ведь у меня не было сомнения, что мистер Бенсон как раз перед отъездом выеб её два или три раза. Для меня это, однако, совершенно безразлично. Нападение оказывается для леди столь же неожиданным, сколь и восхитительным. Обе её руки помещаются мне на голову и прижимают моё лицо к своему пульсирующего влагалищу. Она явно возбуждена, и не только тем, что я в это время делаю, но и предшествовавшей этому сценой, беседой и уходом за моим дреколом, которому она предалась с таким удовольствием. Она нервозно извивается подо мною своим задом, а я продолжаю жадно облизывать ее сырой и сочный влог.
- Ах! ах! дорогой Чарльз, какое изысканное наслаждение вы мне даёте. О! о!
И она ещё крепче прижимает моё лицо к зияющим ножнам, и упёршись в то же время в него своим задом, истекает прямо мне врот, на мои щёки, подбородок и шею. Её бедра конвульсивно сдавливают мне голову, и через несколько мгновений она затихает. Я же продолжаю вылизывать и глотаю восхитительную сперму, что всё ещё вытекает из неё. Наконец она снова говорит:
- Ах! Как же вы милы, Чарльз! И как не полюбить вас за всё это! Но встаньте... Теперь моя очередь дать вам испробовать то изысканное наслаждение, которым вы одарили меня.
Я поднимаюсь, а она притягивает меня к себе и даёт мне длинный поцелуй, облизывая свою собственную сперму с моих губ и щёк.
- Протолкните-ка свой язык мне в рот, - требует она.
И принимается основательно сосать его, в то время как её мягкие руки и нежные пальцы снова ищут, находят и ласкают мой твёрдо стоящий дрекол.
Затем она выражает пожелание, чтобы я лёг на полу, подкладывает мне под голову три подушки и, снова задрав все свои юбки, перешагивает через меня, поворачивается спиной ко мне, становится на колени, после чего, наклоняясь вперёд, берёт мой стоящий дрекол себе в рот и в то же самое время так опускает свои ягодицы, что её прелестный влог поднимается и опускается прямо над моим ртом, а подушки, поддерживающие мою голову на соответствующем уровне, располагают к тщательному рассмотрению всего, что теперь предстаёт у меня перед глазами.
И какую обильную массу волос, украшающих её роскошный Венерин бугорок обнаруживаю я, на что не обратил особого внимания, когда только что сосал, - вполне возможно из-за позы, мною занятой. А теперь я нахожу, что она намного более обильней того, что мне виделось из чулана. Когда я прикладываю губы к восхитительному отверстию, то убеждаюсь, насколько же красивы лёгкие шелковистые завитки, взбегающие к её очаровательному розовому заднепроходному отверстию и теряющиеся в щели между ягодицами. Я неистово приникаю к восхитительному разрезу и сосу его, то и дело толкая туда свой язык. И мне хорошо видно, как возбужденно дёргаются её ягодицы, а шлёпанье всем её задом по моему лицу наверно доставляет ей немалое удовольствие. Я тоже прихожу в восхитительный экстаз. Её прелестный рот, губы и язык сосут, стискивают и щекочут головку моего возбужденного дрекола, в то время как одна её рука нежно обхватывает и потирает его нижнюю часть, а другая играет с моими шариками. И чем более неистово я сосу её влог, тем сильнее её губы сжимают головку моей затычки, а её язык стремится проникнуть в уретру, доставляя мне почти непосильное восхищение. Эти взаимные усилия вскоре приводят к экстатическому кризису, я выкрикиваю:
- О, леди! о, дорогая леди! Выпустите меня; я умираю!
- Знаю, знаю! - слышу я. - Сейчас кончу.
Но она продолжает своё дело, и в момент, когда снова обильным стоком изливается на мой рот и лицо, её собственный розовый рот принимает стремительный поток и моей спермы.
Обессиленные и бездыханные мы лежим несколько минут. Затем миссис Бенсон поднимается, отряхивает свои одёжки, помогает мне встать и, обняв меня, любовно прижимает к свой груди, говоря:
- Вы отличный парень, я безмерно восхищена вами.
И, продолжая держать в своих нежных объятиях, целует меня в рот и глаза, и, овладев моим языком, сладко сосёт его.
- Застегните-ка свои брюки, мой дорогой мальчик.
После того как я делаю это, жалюзи поднимаются, а дверь отпирается.
Мы садимся, я рядом с ней, одну руку обвив вокруг её восхитительной шеи, и другую оставляю сжатой в её руке.
- Уверена, - говорит она, - что могу рассчитывать на ваше благоразумие, мой дорогой Чарльз. Держите всё это в глубокой тайне от всех. Ваша мама считает вас ребёнком и не станет ничего подозревать. Я попробую предложить ей, что вам лучше будет спать в маленькой комнате, примыкающей к моей спальне и дверью соединённой с нею. Когда все отправятся спать, я открою эту дверь, и вы придёте и будете спать со мной, а я позволю вам наслаждаться мной точно также, как, вы знаете, делал на днях мистер Бенсон. Вам это придётся по нраву?
- О! ещё бы! Я и подумать об этом не смел. Но вы должны также позволить мне опять поцеловать то восхитительное место, которое только что дало мне такое удовольствие. Вы не будете против, мэм?
- О, да, мой дорогой мальчик, всякий раз, когда мы сможем быть уверены, что за нами никто не наблюдает. Но мне следует внушить вам, чтобы вы никогда не смели фамильярно обращаться со мной в чьём-либо присутствии, не вздумали держаться со мной слишком свободно, если я сама не приглашаю вас к этому. Я вовсе не желаю, чтобы нечто подобное привлекло внимание и привело к нашему обнаружению, а это сразу положит конец тому, что, я полагаю, должно быть связью, доставляющей наслаждение вам, а в равной мере и мне.